Видите ли, уважаемый произнес Лев Давыдович, камера одноместная, но видимо, нам придется коротать время здесь вдвоем, и спать на одном ложе….Но по праву долгожителя, а я уже здесь около двух лет, спать я буду у стенки, чтобы не упасть ночью…
Первая ночь была настоящим испытанием для Николая, Бронштейн, все время норовил сбросить его на пол, ворочился из стороны в сторону, что-то ворчал во сне, кашлял…
Не выспавшийся Николай, был мрачен с утра, и не расположен к разговору… Лев Давыдович напротив, видимо соскучившись по общению, пытался разговорить Николая. После так называемого обеда, конвоир вызвал арестантов во внутренний дворик на 15-ти минутную прогулку. Арестанты образовали круг и шли друг за другом. Николай шел вслед на Броншейном, и вспоминая кошмарную ночь, думал, как бы насолить компаньону. Время от времени он делал вид, что спотыкается, и ударяется в спину Льва.
Возвратившись с прогулки Лев Давыдович, сказал, вот видите Сергей, как хорошо иметь надежного друга, ведь я пять раз спас вас от падения. Но, я же споткнулся, только три раза, удивился Николай, но вы же планировали еще два…
На следующую ночь Николай предложил лечь «валетом» что бы было комфортнее, и подальше от головы назойливого Бронштейна.
Почему то Николай сразу невзлюбил, этого человека, а еще больше, возненавидел, после повествований о будущем переустройстве мира.
И Лев и Николай были прирожденными ораторами, журналистами, членами одной организации РСДРП, да и по возрасту Николай был всего на три года моложе… Казалось бы вот она цементирующая основа для крепкой дружбы, ан нет все их дискуссии заканчивались всегда размолвкой…
Видимо тесно двум медведям в одной берлоге.
Особенно Николая бесило, когда в своих мечтах о построении новой жизни и светлого будущего, они доходили до ликвидации частной собственности в семейных отношениях.
Поделив все и вся для равенства товарищей, Давыдович предлагал ликвидировать институт семьи, как пережиток старого, чуждого… Долой Адама и Еву разглагольствовал он. Женщины должны быть общими для всех
мужчин, свобода половых отношений, никаких личных домовладений, все должны жить в коммуне, мужчины в мужской, а женщины в женской…
Это как в тюрьме, подначивал его Николай.
Зачем же в тюрьме, в коммунальной квартире, на общих основаниях, равенство должно быть абсолютным. А как же дети, вопрошал Николай.
А дети общие, естественный отбор. Дети живут и воспитываются в детской коммунистической коммуне, они свободны от насилия со стороны родителей. Абсолютная свобода.
Нет уж, сетовал Николай, я хочу жить в семье. Чтобы у меня были мои собственные дети, моя собственная жена.
Мне такой коммунизм, не подходит…
Ничего, эмоционально говорил Бронштейн, когда покончим с буржуями, дворянами, генералами и попами, займемся вами не сознательными членами