Это Полину Петровну особенно задело. Не на шутку разгорячаясь, она сказала:
– Если сейчас не пойдёшь звонить, то и есть не проси. Кормить тебя больше не буду.
– Что? Почему кормить не будешь? – Испуганно спросил проснувшийся Максим, до конца ещё не выбравшийся из сладкого плена сна.
– Господи, за что мне эта мука, за какие грехи такие? – Медленно, с чувством и расстановкой проговорила Полина Петровна и, выйдя из комнаты, пошла на кухню.
Посмотрев на окно, затем на циферблат часов, которые забыл с руки снять перед сном, посидев на раскладушке с минуту, Максим встал, поискал свою майку и, найдя её на клетке, забрал с собой в ванную, чтобы, облившись холодной водой, надеть её на освежившееся тело.
Увидев свет и услышав тишину, воцарившуюся в комнате, на всякий случай несколько мгновений переждав, кенар, сидевший на дне тесной клетки, запрыгнув на единственную в своём жилище палочку, и принялся яростно, до неистовства, петь песню. Успехи исполнительской деятельности были так велики, что Фёдору пришлось выбраться из-под одеяла и, обращаясь к нему как к человеку, сказать:
– Что же ты, горлопан, делаешь? Ты дашь мне поспать или голову тебе отвернуть?
Обидевшийся кенар примолк, посмотрел на Фёдора с упрёком, как бы про себя говоря: «А по какому, собственно, праву вы запрещаете мне петь?». И не успел Фёдор, встававший с постели и накрывавший клетку своей рубашкой, опять лечь и укрыться, как видящий в узкую щель солнечный свет кенар, нисколько не страшась угроз, снова запел свою песню, делая это от колена к колену всё громче. Приходилось Фёдору снова подниматься. Однако встав, он не пошёл усмирять бунтаря, а надев брюки, вышел на кухню.
– Давай ворюгин телефон, – сказал он, стоявшей у плиты матушке.
– Там, под аппаратом, в ящичке. В красненькой книжечке, – ответила Полина Петровна, не поворачиваясь.
В ящичке под аппаратом Фёдор той книжечки не нашёл, о чём тут же родительнице и доложил.
– Да? Значит, в комнате на столе. Не ходи туда. Я кому говорю, Галю разбудишь, – торопливо заговорила Полина Петровна и сделав огонь под кастрюлей, стоящей на плите, еле заметным, скорым шагом пошла за Фёдором, уже вошедшим в комнату, где спала Галина.
Сестра так сладко спала, так была красива в своём утреннем сне, что Фёдор не выдержал и прежде, чем матушка появилась в дверях, успел наклониться над спящей и шепнуть ей об этом несколько слов в самое ухо. От этого шёпота Галина проснулась и, не понимая, что происходит, села в постели и стала испуганно смотреть по сторонам. Видя перед собой смеющегося брата и вошедшую в комнату мать, она вскоре нашлась, и, обращаясь к Полине Петровне, с сердцем сказала:
– Мам, убери отсюда этого идиота, я за себя не ручаюсь. Я сейчас запущу в него первое, что попадётся под руку! – Говорила она нервным, срывающимся голосом, отчего Фёдор смеялся ещё сильней.
Но не спешите осуждать Фёдора и не верьте, не принимайте