– Спасибо! Спасибо! Вы – наш спаситель! – Восторженно восклицала она.
Пришла женщина не с пустыми руками, принесла подарки. Отчиму золотые часы, матери – золотые серёжки и перстень с одинаковыми камнями в виде набора. Милке дала деньги на сто порций мороженого. Принесла цветы, коньяк, шампанское и коробку шоколадных конфет.
– Увидите, – убеждённо говорила она, – не знаю подробностей, сын их расскажет, когда вернётся. Но, материнское сердце не обманешь. Я чувствую, что он спасён.
– А мне дочь вчера говорит, Павлик молится, – вторила ей мать, уже надевшая на себя серьги и перстень. – Ну, мало ли что. Думаю, пусть молится. Я никогда против этого не была. Сама в верующей семье росла, жаль только, что верить в Бога времени не было. А, тут вот, оказывается, дело-то в чём!
– Да, да. Это всё по моей просьбе, – подтверждала Нина Георгиевна, так звали женщину, принимая из рук Мирона Христофорыча до краёв наполненный бокал с шампанским. – И как не совестно мне было мучить его в такое время!
– Да, парень только что, как говориться, отца схоронил, – поддакивал отчим, нагоняя на себя поддельную грусть и тут же с восторгом добавлял. – Ну, за знакомство. За вашего сына, чтобы он был здоров.
– За знакомство, – соглашалась Нина Георгиевна, чокаясь с Фарфорычем и Лидией Львовной, – …и за сына! Спасибо вам за эти слова!
Задаренные родители, разглядывая подарки и подношения, с удовольствием пустили в комнату к Пашке двух женщин, пришедших вместе с Ниной Георгиевной.
Женщины были высокие, стройные, годов тридцати пяти. Одетые в длинные тёмные платья до пят, с испугом в глазах и пальцами, сплошь унизанными золотыми перстнями. В их облике было что-то величественное и одновременно жалкое, и неуловимо для взгляда одно перетекало в другое.
От их прихода словно холодом повеяло, Пашка почувствовал озноб. Женщины, как только вошли, сразу же, поверглись на колени и так же, как когда-то Нина Георгиевна, поклонились, касаясь лбами пола.
– Да, что вы делаете? Встаньте! – Беспокойно заговорил Пашка, напуганный происходящим.
Женщины показались ему настолько несчастными, так много скорби было в них, что он заранее приготовился сделать всё, чего бы они ни попросили: прыгать в трубадуровский колодец, отдать отцовский крест, наконец, отдать даже и саму жизнь.
– Христа ради! Христа ради! – Не отрывая лбов от пола, голосили женщины.
– Да, чего вам? Что нужно? – Спрашивал Пашка, совершенно растерявшись. Не видя способов поднять нежданных гостей с колен и сам готовый вместе с ними расплакаться.
В этот момент вошла Нина Георгиевна, оценила обстановку и подняла женщин с колен.
– Помогите им, Павел Петрович, – сказала она голосом ему незнакомым, свободным от слёз, красивым и величавым. – Они, в своё время, по глупости, по молодости, сделали операции.