Столы были уставлены блюдами с лучшими сластями и прекрасным вином.
– Угощайтесь! – сказал Гарри, делая знак слугам удалиться, затем сам взял тарелку и положил себе конфет, марципанов, желе, печенья, сахарных помадок и силлабаба.
– Не ешьте слишком много, Гарри, – с лукавой улыбкой пробормотал Комптон. – Они все афродизиаки!
– Королева это оценит. – Король прыснул со смеху, беря тарелку, на которой горкой лежали яблоки с семенами тмина и засахаренные пряности.
Комптон взял в руку одно из угощений:
– Ваши повара сегодня превзошли себя.
Гарри едва слышал его; гомон голосов стоял оглушительный. Придворные смеялись и выпивали, некоторые, перемещаясь между гостями по залу, уже слегка пошатывались. Не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. А потом он уложит Кейт в постель. Внутри ощущалось какое-то странное волнение. Может, Комптон был прав насчет афродизиаков. Поддавшись наплыву чувств, Гарри даже исполнил перед восхищенной компанией одну из написанных для Кейт любовных баллад. Увлеченный пением, Гарри не обращал внимания на подошедшего к нему Суррея, пока граф не склонился к его уху.
– Простите за вторжение, ваша милость, но есть новости из Ричмонда.
Надрывная нотка в голосе вестника насторожила Гарри. Что-то было не так. Извинившись перед гостями, он увел Суррея в свой кабинет. Там на столе лежали планы строительства нового дворца, которые он набросал днем, а рядом с ними – ножницы, циркуль, фильерные доски[12] и стальная ручка для письма.
– Ричмонд? Что-то с принцем? – Голос Гарри затих, когда он взглянул в лицо Суррею.
– Ваша милость, мне страшно говорить вам это, но принц отправился к Господу, – срывающимся голосом сообщил граф.
– Нет! – вырвался у Гарри дикий вопль. – Нет! Он был здоров! Господь не может быть так жесток… – Весь в слезах, король повалился в кресло.
Дверь тихо открылась, и на его плечо легла чья-то рука. Это был Уолси.
– И Господь осушит слезы на их глазах; и больше не будет ни смерти, ни печали, ни плача, и никакой боли не будет: прошлое останется в прошлом. Благословенны плачущие, ибо они утешатся.
Гарри поднял глаза. Он едва расслышал слова утешения. Мир обрушился на его плечи всей своей тяжестью, и жизнь никогда уже не будет прежней. Его сын, его маленький сын, надежда Англии, умер. Он пробыл на этом свете всего шесть недель! Какой жестокий удар для Кейт…
– Отчего? – спросил Гарри. – Отчего?
– Лихорадка, которая уносит многих младенцев, – сказал ему Суррей. – Врачей вызвали немедленно, но никто уже не мог ничего сделать.
– Королева! – выпалил Гарри. – Она знает?
– Еще нет, – мягко произнес Уолси. – Мы подумали, будет лучше, если эту новость сообщите ей вы, ваша милость. Я приведу ее сюда. И вы сможете разделить свое горе наедине.
Гарри сглотнул. Как ему найти слова, чтобы сказать Кейт о таком ужасном несчастье?
Кейт пришла, и весь ее вид выражал