– В него и сбрасывали повешенных?
– Просто непонятно, как эта зараза не расползлась по всей округе и не сохранилась до сих пор, хотя прошло уже сто лет. В этом колодце и теперь немало всякой пакости. Доктор Маркли вот уже пятнадцать лет бьется за то, чтобы его засыпали, однако не может заставить ни округ, ни муниципалитет принять меры, поскольку земля принадлежит Старбертам. Каково, а?
– А Старберты возражают против того, чтобы его убрали?
– Совершенно верно. Дело в том, что он является элементом этой дурацкой легенды, той ее части, что касается Энтони, который жил в восемнадцатом веке. И когда я думаю об обстоятельствах его смерти, припоминаю некоторые загадочные намеки в его дневнике, мне иногда кажется…
– Вы мне еще не рассказали, как он умер, – спокойно напомнил ему Рэмпол.
Произнося эти слова, он вдруг усомнился в том, что ему действительно хочется знать. Накануне вечером ему показалось – он был просто в этом уверен! – что что-то мокрое и страшное заглядывало вниз с тюремной стены. Он вдруг ощутил, хотя днем этого не замечал, резкий запах гнилого болота, который шел через луговину со стороны Ведьмина Логова.
– Я и забыл, – пробормотал старый лексикограф. – Я собирался прочесть вам кое-что сегодня днем, но нам помешала миссис Фелл. Вот, возьмите.
Послышался шелест бумаги, и в руке у Рэмпола оказалась толстая пачка листков.
– Прочтите это потом, у себя в комнате. Я хочу, чтобы вы составили свое собственное мнение.
Неужели это лягушки так кричат? Сквозь равномерное жужжание москитов Рэмпол отчетливо слышал их кваканье. Боже мой, этот болотный запах! Он и вправду усиливается, воображение тут ни при чем. Этому должно быть естественное объяснение. Жаркий день, обостривший запахи земли, еще что-нибудь в том же роде. Он пожалел, что так мало знает о природных явлениях. Деревья снова начали беспокойно шептаться. Часы в доме звучно пробили один-единственный удар.
– Половина одиннадцатого, – пробурчал хозяин дома. – И по-моему, я слышу шум автомобиля. Это, должно быть, пастор.
На дорожке, ведущей к дому, неверным светом мелькнули фары, и старый «форд» пастора той допотопной модели «Т» на высоких колесах, которая издавна служила предметом шуток, развернулся и, скрежеща тормозами, остановился у дверей. Пастор выскочил из машины, где его огромная фигура заполняла, казалось, все шоферское сиденье, и быстренько принес себе кресло с другого конца лужайки. Его привычная добродушно-развязная манера себя вести была сейчас совершенно незаметна, и Рэмпол вдруг подумал, что он напускал на себя этот вид, когда это было необходимо для светского общения, чтобы скрыть мучительную застенчивость. Лица его в темноте не было видно, однако чувствовалось, что оно покрыто потом. Опускаясь в кресло, он с трудом переводил дух.