– Вы не сказали, как вас зовут, – вдруг произнес Хьюит. – Мисс Кто-то Винрэс… Одной фамилии мне мало.
– Рэчел.
– Рэчел, – повторил он. – У меня есть тетя по имени Рэчел, которая переложила на стихи биографию отца Дамьена[37]. Она религиозная фанатичка – результат воспитания, – выросла в Нортгемптоншире, в полном безлюдье. У вас есть тети?
– Я с ними живу, – сказала Рэчел.
– Вот интересно, что-то они сейчас делают?
– Наверное, покупают шерсть, – предположила Рэчел и попыталась описать их: – Они такие маленькие, довольно бледные дамы. Чистюли. Мы живем в Ричмонде. Еще у них есть старая собака, которая ест только костный мозг… Они все время ходят в церковь. И очень часто наводят порядок в комодах. – Однако тут она сдалась перед трудностью описания людей и воскликнула: – Невозможно представить, что это все так и продолжается!
Солнце светило им в спины, и на земле перед ними вдруг появились две длинных тени: одна колыхалась, потому что это была тень юбки, а другая стояла неподвижно, поскольку ее отбрасывали ноги в брюках.
– Вы удобно устроились! – донесся сверху голос Хелен.
– Хёрст, – сообщил Хьюит, указав на тень в форме ножниц, обернулся к пришедшим и сказал: – Тут хватит места на всех.
Усевшись, Хёрст спросил:
– Вы поздравили молодую чету?
Оказалось, что Хелен и Хёрст побывали в том же месте через несколько минут после Хьюита и Рэчел и видели то же самое.
– Нет, не поздравили, – сказал Хьюит. – У них был такой счастливый вид.
– Что ж, – Хёрст поджал губы, – поскольку мне не надо жениться ни на ком из них…
– Мы были весьма тронуты, – сказал Хьюит.
– В этом я не сомневаюсь, – отозвался Хёрст. – Что именно тебя тронуло, Монах? Мысль о бессмертной страсти или о новорожденных мальчиках, которые защитят страну от католиков? Уверяю вас, – сказал он Хелен, – его может тронуть и то и другое.
Его подшучивание сильно уязвило Рэчел, поскольку она приняла его и на свой счет, но придумать ответную колкость не могла.
– А Хёрста ничего не трогает, – засмеялся Хьюит. Его, по всей видимости, шутки друга совсем не обижали. – Разве что, если бесконечное число влюбится в конечное – такое, думаю, случается даже в математике.
– Наоборот, – сказал Хёрст с легким раздражением. – Я считаю себя человеком очень сильных страстей.
Судя по его тону, он говорил всерьез. Сказанное предназначалось, конечно, дамам.
– Кстати, Хёрст, – начал Хьюит после паузы. – Я должен сделать ужасное