Внезапно верёвка, на которой болталась обезьяна, оборвалась. Вместо того чтобы упасть на пол и лежать там, как и полагается дохлому животному, мартышка приземлилась на все четыре конечности. А потом одним прыжком пересекла порог и очутилась в прихожей. Барбара услышала высокий крик, почти визг, и только спустя несколько секунд осознала, что кричит она сама.
Фрау Вернер нанесла размашистый удар, рассекая воздух. И хотя лезвие атама едва ли превышало десять сантиметров, на миг шарманку заглушил тугой свист, словно мать Барбары взмахнула самурайским мечом. Обезьяна прыгнула и очутилась на потолке. Держаться там было не за что, разве что за светильник, но рыжая тварь находилась в метре от него. Казалось, её скрюченные пальцы прилипли к штукатурке. Мать снова взмахнула кинжалом, снова раздался свист рассекаемого воздуха. Мартышка оказалась проворнее – она спрыгнула с потолка и приземлилась на рюкзаки и спортивные сумки. Ей оставалось совершить ещё один короткий прыжок, чтобы пустить в ход зубы и пальцы с грязными ногтями.
Третий удар фрау Вернер сопроводила коротким гортанным выкриком. Лезвие не коснулось обезьяны, но её голову, а затем и тело разделила тонкая полоса, которая начала набухать тёмной кровью. Мгновение, и мерзкая тварь развалилась на две части, которые упали на пол. В ту же секунду цирковой марш оборвался.
В прихожей и на лестничной клетке было два источника света. Один, заставлявший клубы дыма мерцать и вспыхивать, находился за спиной у шарманщика. Казалось, там работал театральный прожектор, то и дело менявший цвета. Другой по-прежнему находился в руке у Барбары. И вот они разом погасли. В помещении воцарились темнота и тишина, но лишь на две-три секунды. Зажглась люстра, залив комнату электрическим светом, и на пороге Барбара увидела карлика-горбуна. Его лицо, размалёванное, будто у клоуна, напоминало гротескную маску Мефистофеля: острые черты, неестественно вытянутый подбородок и выступающие скулы. Не хватало только козлиной бородки и тонких усиков. Голову венчал шутовской колпак с бубенчиками, а от уха до уха тянулась нарисованная красная улыбка.
Девушка видела горбуна лишь мгновение, потому что свет снова погас. Темнота была абсолютной, она давила на глаза, как монеты, которые в далёком прошлом клали на лицо мертвецам. А когда светильник вспыхнул, карлик уже топтал рюкзаки и сумки, которые добавили ему сантиметров сорок роста. С его головы, просевшей в покатые плечи, как тяжёлый камень в землю, исчез колпак, а с лица – грим. Да и само лицо исчезло. Теперь на фрау Вернер и Барбару смотрел голый череп, и в провалах его глазниц плескалась тьма.
– Беги! – крикнула мама.
Одной рукой она держала атам, направляя остриё в сторону шарманщика, а другой пыталась отстранить дочь. Барбара попятилась, и уже