Письмо Анастасии
Милый мой друг! Когда мы тебя увидим? Аня вчера мне сказала, что ты скоро приедешь. Вот я буду радоваться. Я люблю, когда ты говоришь нам о Боге. Я люблю слушать о Боге. Мне кажется, что Бог такой добрый, такой добрый. Помолись Ему, чтобы Он помог Маме быть здоровой. Часто вижу тебя во сне. А ты меня во сне видишь? Когда же ты приедешь? Когда ты будешь в детской нашей говорить нам о Боге. Скорее езжай. А я стараюсь быть пай, как ты мне говорил. Если будешь всегда около нас, то я всегда буду пай. До свиданья. – Целую тебя, а ты благослови меня. Вчера на маленького обиделась, а потом помирились. Любящая тебя твоя Анастасия.
Еще я взял манифест по поводу открытия мощей Серафима, манифест, писанный рукою царицы.
На вопрос: «Каким образом манифест попал к тебе?» – Распутин ответил: «Да это мама прислала мне проверить, хорошо ли написан или нет; прислали одобрить, и я одобрил; тогда они его обнародовали, вообще, они всегда обращаются в таких случаях ко мне за советом».
«Цари обращаются к безграмотному мужику!» – мелькнула в голове моей искусительная мысль… «Но ведь и апостолы были просты, а просветили всю вселенную», – поспешил я поправить себя, искренне опасаясь, как бы прозорливый старец не угадал моих преступных мыслей и не изобличил бы меня за это…
Великие княжны: Мария, Татьяна, Анастасия и Ольга
Видел я в доме Распутина двух молоденьких девушек: Катю и Дуню. Они покорно служили в доме, пели песни, вели себя тихо и смирно. А раз сделали так. Когда я ложился в зале на кушетке, они приволокли свои матрацы и начали стелить их около меня. Я запротестовал. Они оправдывались: «Это нам о. Григорий приказал».
– Нет, нет, нельзя! Если я кого здесь стесняю, места нет кому-либо для ночлега, то я уйду в баню, кстати ее сегодня топили…
Из другой комнаты послышался окрик Григория: «Ну, ладно, ладно, не надо! Уйдите!»
Девушки подхватили свои постели и быстро, конфузясь, побежали из зала.
После уже я понял, что Распутин хотел меня соблазнить на грех, чтобы сделать меня связанным, когда я, при случае, дерзнул бы, по примеру прежних его друзей, выступить против грязных дел Григория.
Это мне стало ясно из следующего. Когда против Распутина пошел иеромонах Вениамин, обвиняя его в нехороших делах с женщинами, то Григорий и мне говорил, и царям, по его словам, писал, что Вениамин лжет про него, сам якобы грязен и других грязнит. При этом он всегда на разные лады рассказывал, как Вениамин ему про себя будто говорил, что, едучи в поезде в московскую лечебницу для душевнобольных к некоему монаху Неофилу Шалаурову, он будто бы соблазнился одною молодою