ног и рук, идти дальше было невозможно, а нормальная остановка – не те маленькие паузы по тридцать минут, чтобы хоть кто – нибудь мог подремать, – грозила смертью… А город всё не кончался: это было видно по горящим тут и там огонькам окон. Мы даже не вышли за его пределы… А ведь шел уже седьмой день, по всем прогнозам мы уже должны были доковылять до ваших чертовых зелёных земель. В какой – то момент Даня упал и просто не нашёл сил, чтобы встать. Тогда Максим – он шёл вторым – остановил Моргана, сказал, что дальше идти невозможно, что нужно поворачивать назад, иначе все мы погибнем. Тот внимательно выслушал, покивал головой. Он… Он сказал, что всё понимает, что, действительно, надо возвращаться, что добраться до цели в таких условиях выше наших сил, что шансов нет. Готов поспорить, он тогда улыбался… С этими словами он отцепил трос, прежде чем мы сумели возразить, сказал, что берет всю ответственность на себя и исчез за плотной стеной снега, крикнув напоследок, чтобы мы возвращались. Мы даже не попробовали его догнать. Нам ничего не оставалось, кроме как отступить. Погрузили Даню на санки, повернули назад, – он снова сделал паузу, снова отхлебнул горькой настойки. – Возвращаться было легче, – зло усмехнулся. – Управились за четыре дня.
Ненадолго повисла звенящая тишина.
