Но даже сейчас несколько странных ручейков снова ползли ко мне. Всё как в последние несколько дней: сероватая пыль, очень мелкая, таинственно мерцающая на свету где-то на краю моего поля зрения. Нечто, заметное только краем глаза. Нечто странное, что не могло существовать на самом деле. И всё же существовало. Только что, например, это вещество пузырилось прозрачными каплями на краю раковины. Или это галлюцинации? Я что, схожу с ума?
– Ты видишь пыль? – повторила мама, крепче сжимая чашку, в то время как мой младший брат Ларс обсуждал что-то в соседней комнате со своим плюшевым мишкой.
Я почувствовала, что киваю и тут же снова качаю головой. Как глупо!
– Я, наверное, просто забыла, как ездить на велосипеде, – сказала я, пожимая плечами и пытаясь криво усмехнуться.
Но было уже слишком поздно. Мама пронзила меня взглядом.
Мгновение она смотрела на меня так, будто увидела впервые. А потом, не говоря ни слова, достала мобильный телефон.
– Что-то не так? – спросила я. – Я что-то пропустила?
Она вздохнула и пролистала список контактов. Мы с мамой не очень-то ладили в последнее время, да и раньше, честно говоря, тоже. И всё же я достаточно хорошо знала свою мать, чтобы понимать, когда она обо мне беспокоится. У неё вдруг появилась ямочка на левой щеке, как будто она прикусила её изнутри. И сейчас её лицо буквально сосредоточилось в этой ямочке.
– Что происходит? – спросила я. – Что ты делаешь?
Помолчав, она глубоко вздохнула и бесстрастно произнесла:
– Пожалуй, тебе пора узнать кое-что о нашей семье.
– О нашей семье? – Я нахмурилась, а мама сморгнула слезинки, закравшиеся в уголки её глаз.
– В принципе, я и сама мало что знаю. Твой отец как-то сказал, что если однажды какая-нибудь из его дочерей заговорит о странных клубах пыли… – пробормотала она и пристальнее вгляделась в экран своего смартфона. – Всё так, как есть, Офелия. Мне очень жаль. – Её голос стал ломким. – Тебе придётся уехать отсюда, чтобы понять.
– Прошу прощения?
Похоже, что-то пошло не так. И очень сильно. В какой кошмар меня втягивают?
Сначала меня преследовали эти странные хлопья пыли, а теперь из-за них меня собираются отослать неизвестно куда?
Мой рот открылся сам собой и снова закрылся.
– Т… ты, должно быть, шутишь! – наконец простонала я, уставившись на маму, которая слушала гудки и знаком просила меня помолчать.
– А можно узнать, что именно сказал обо мне папа? – продолжала допытываться я.
В нашем доме слишком редко говорили о папе. Даже спустя восемь лет после аварии его смерть всё ещё висела над нами, будто тёмное облако, которое, как все, вероятно, считали, в любой момент может