Над головой проскрипели палубные доски, загремел замок и чья-то чёрная против солнца рука откинула люк.
По лестнице вниз легко и изящно соскользнул её покупатель – Асаф, так, кажется, его называл компаньон… Остановился над пленницей, оглядывая с неприятной, снисходительно-глумливой усмешкой…
Плюнуть бы ему сейчас в морду! Чтоб стереть это мерзкое выражение. Чтоб превратилась его гнусная усмешка во что-то более простое и честное – гнев или даже бешенство – только бы не эта унизительная, пренебрежительная гримаса!
Кира стиснула зубы и постаралась дышать глубоко. Хватит, успокойся. Ты и так уже достаточно себе напортила.
– Как здоровье твоё, хабиби? – заговорил посетитель вкрадчиво. – Надеюсь, уже лучше? Вчера ты была, видимо, демонами одержима! Иначе как объяснить столь странное поведение благочестивой девицы?
«Надо, – стучала в голове благоразумная мысль, – надо как-то себя пересилить: посмотреть на это мурло покаянно, пустить слезу, попросить о снисхождении, пообещать послушание…»
Кира мрачно, с нескрываемой ненавистью уставилась на своего пленителя и процедила охрипшим от вчерашнего ора голосом:
– Развяжи меня.
Асаф ощерился крепкими белыми зубами и засунул большие пальцы рук за шёлковый кушак:
– За этим я и пришёл, красавица. Думы о том, как терзаешься ты в этих грубых путах тревожат мой сон и отвлекают в часы намаза…
– Твоим страданиям легко помочь, – буркнула пленница в ответ, – избавь меня от моих…
– Но, – вздёрнул брови улыбчивый агарянин, – ты ведь прежде пообещаешь, что будешь вести себя хорошо?
– Обещаю, – не стала раздумывать Кира.
Хватит, было время на размышления. Корабль, судя по её ощущениям, ещё не отчалил – значит, есть надежда…
– Али! – позвал хозяин, не оборачиваясь.
В люк сначала заглянул, потом торопливо соскочил полуголый матрос в шароварах и в повязанной по-пиратски бандане на кучерявой голове. Он без лишних уточнений присел у мешков с фасолью и принялся возиться с узлами верёвок.
– Отчего ты противишься судьбе? – проникновенно вопросил хозяин пленницы, наблюдая за процессом освобождения. – Ты так билась и горевала, будто увозят тебя от немощных родителей и малых детей. Но, как мне сказал этот хитрый крестьянин, заломивший за тебя несусветную цену, ты сирота бездомная. За что же с таким неистовством цепляешься здесь? За долю батрачки у этого жадного ишака?
– Я не сирота! – верёвки упали с запястий и Кира зашипела, растирая оставшиеся от них глубокие борозды. – Я всего лишь отстала от своего каравана, в составе которого путешествовала с… со своей семьёй! И если бы ты дал им знать, они…
– Впрочем, это неважно, – перебили её беззастенчиво. – Всё, что было у тебя в жизни до сих пор – неважно. Чем быстрее ты это поймёшь, тем быстрее обретёшь смирение. Чем быстрее обретёшь смирение, тем быстрее