– Ба, Кромвель! Кромвель – еретик! – крикнул Заглоба.
– А князь воевода? – сурово спросил Ян Скшетуский.
Все смолкли при этих словах, на мгновение со страхом заглянув в темное грядущее, только Харламп тотчас распалился:
– Я смолоду служу под начальством князя воеводы, хоть и не намного моложе его; в юности своей он был моим ротмистром, потом стал гетманом польным, а нынче он великий гетман. Я лучше вас его знаю, я люблю его и почитаю, а потому попрошу не равнять его с Кромвелем, а то как бы мне не пришлось наговорить вам таких слов, какие хозяину дома говорить не пристало!..
Харламп свирепо встопорщил тут усы и стал исподлобья поглядывать на Яна Скшетуского; увидев это, Володыёвский бросил на него такой холодный и быстрый взгляд, точно хотел сказать:
«Попробуй только пикни!»
Усач тотчас утихомирился, так как весьма уважал пана Михала, да и небезопасно было затевать с маленьким рыцарем ссору.
– Князь – кальвинист, – продолжал он уже гораздо мягче, – но не он ради ереси оставил истинную веру, он рожден в ереси. Никогда не станет он ни Кромвелем, ни Радзеёвским, ни Опалинским, хоть бы земля расступилась и поглотила Кейданы. Не такая это кровь, не такой род!
– Да коли он дьявол с рогами во лбу, так оно и лучше, будет чем шведов бодать, – сказал Заглоба.
– Однако арестовать пана Госевского и кавалера Юдицкого? Ну и ну! – покачал головой Володыёвский. – Не очень-то обходителен князь с гостями, которые ему доверились.
– Что ты говоришь, Михал! – возразил Харламп. – Он обходителен как никогда. Он теперь рыцарям как отец родной. Помнишь, раньше он вечно ходил насупясь, знал одно только слово: «Служба!» К королю легче было приступиться, чем к нему. А теперь его всякий день увидишь с поручиками и шляхтой: ходит, беседует, каждого спросит про семью, про детей, про имение, каждого по имени назовет, справится, не терпит ли кто обиды по службе. Он мнит, что среди владык нет ему равных, а меж тем вчера – нет, третьего дня! – ходил под руку с молодым Кмицицем. Мы глазам своим не поверили. Оно конечно, Кмициц знатного рода, но ведь молокосос и жалоб на него, сдается, пропасть подано в суд; да ты об этом лучше меня знаешь.
– Знаю, знаю, – сказал Володыёвский. – А давно тут Кмициц?
– Нынче его нет, он вчера уехал в Чейкишки за пехотным полком, который стоит там. В такой милости Кмициц теперь у князя, как никто другой. Когда он уезжал, князь проводил его глазами, а потом и говорит: «Этот молодец для меня на все готов, черту хвост прищемит, коли я велю!» Мы сами это слыхали. Правда, хоругвь привел Кмициц князю, что другой такой нет во всем войске. Не люди и кони – огненные змеи.
– Что говорить, солдат он храбрый и в самом деле на все готов! – сказал пан Михал.
– В последней