В полумраке сарая Женька казался чуть моложе, чем есть. Но все равно не таким, как пять лет назад.
Видеть соавтора сорокалетним было непривычно. Да и вообще, мне требовалось время, чтобы снова к нему привыкнуть. Я слишком долго был один, или в компании Ваньки Приблудного, которого, при всей его жизнерадостности, сравнивать с Женькой было бесполезно. Нам было, что обсудить – наши смерти, некрологи, родных, будущее, письмо Маруси, да хотя бы просьбу Ганса Гросса – но я не хотел начинать этот разговор сейчас. Боялся обнаружить, что мы с соавтором стали далекими и чужими? Возможно.
А каково было самому Жене? А после войны? Я хотел согреть его, утешить и пожалеть. Но получилось так, что он сам поддерживал и успокаивал меня после ситуации с братом.
Ванька Приблудный, наверно, был прав, и я слишком сильно переживал из-за этого. Стоило ли расстраиваться, когда я прекрасно знал, что от Миши можно ждать все, что угодно? Лучше радоваться, что он вообще жив.
История Черноморского флота не шла мне в голову. Я достал чистый лист, положил его на закрытую книгу и принялся рисовать брата. Петров прикрыл «Карамазовых» и вопросительно посмотрел на меня.
– Не беспокойтесь, я не ушел в художники. Вы знаете, сколько раз я сегодня сказал «рыжий лысый еврей»? И сколько раз у меня спросили, как это выглядит вместе?
Петров, разумеется, захотел посмотреть на рисунок и остался недоволен:
– Мне кажется, вам нужно добавить морщин. Вот здесь, – он ткнул брату в глаз, – и вот здесь. Так… уберите тут щеки. И борода… откуда у него борода? Он что, Дед Мороз?
– Сегодня у него была борода, – сообщил я. – Отрастил, пока бегал по городу. Не верите, дождитесь Приблудного и спросите.
И что, Петров на этом угомонился? Конечно, нет!
– Рисуйте морщины тут, тут и тут, – он сунулся мне под локоть и принялся показывать.
– Тьфу, Женя! Чего вы!.. Ему же не шестьдесят!
– И лысина была больше, – не отставал мой друг. – Сотрите волосы, ну!
– Черт с вами!..
– Еще стирайте! Чего вы жалеете?.. Знаете, как он полысел за пять лет? А я знаю!
Я стер. Потом стер еще. Потом дорисовал морщин. Потом мы с Женей задались проблемой мешков под глазами у дорогого брата, и наконец скептически осмотрели результат.
– Писать в соавторстве лучше, чем рисовать, – фыркнул я, и Женя добавил, что удивлен, как наши друзья Кукрыниксы еще не поубивали друг друга.
В сарае к тому времени совсем стемнело, и надо было спать. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Петров пошел устраиваться на настиле: улегся на бок, подложив под голову сумку, и накрылся одеялом. Было тепло, к тому же мы не планировали раздеваться, поэтому одеяло, наверно, предназначалось для создания необходимого уюта. И все же, несмотря на усталость и перелет, Петров не спал – лежал и читал с фонариком «Карамазовых».
У меня тоже не получалось заснуть. Лежа с закрытыми глазами, я все равно возвращался мыслями к портрету моего брата.