Молодой человек начал терпеливо искать это письмо, выворачивая двадцать раз все карманы, шаря в своём мешке, открывая и закрывая кошелёк, но, убедившись, что письма не найти, он в третий раз подвергся припадку бешенства, который едва не привёл его к новой издержке на вино и масло, потому что при виде молодого буяна, грозившего разбить и сломать всё в трактире, если не найдут его письма, хозяин схватил рогатину, его жена – метлу, а слуги – те самые палки, которые уже были в деле третьего дня.
– Моё рекомендательное письмо! – кричал д’Артаньян. – Моё письмо, чёрт возьми! Или я всех вас проткну, как рябчиков на вертеле!
К сожалению, одно обстоятельство противилось исполнению этих угроз: шпага его, как мы сказали выше, сломана была пополам ещё в первом бою, о чём д’Артаньян совсем забыл. Поэтому когда он захотел вынуть её из ножен, то у него в руках оказался только обломок клинка в восемь или десять дюймов, который трактирщик всунул обратно в ножны. Остаток же клинка он оставил у себя, чтобы сделать из неё шпиговальную иглу.
Это, однако, едва ли остановило бы нашего горячего юношу, если бы хозяин сам не решил, что требование постояльца вполне справедливо.
– Но в самом деле, – сказал он, опуская рогатину, – где это письмо?
– Да, где это письмо? – кричал д’Артаньян. – Во-первых, я вас предупреждаю, оно к господину де Тревилю, и оно должно отыскаться. А если же оно не отыщется, то господин де Тревиль заставит его найти, будьте уверены!
Эта угроза окончательно смутила хозяина. После короля и кардинала имя де Тревиля, пожалуй, всего чаще произносилось военными и даже горожанами. Был, конечно, ещё отец Жозеф; но его имя произносили шёпотом: столь велик был страх, внушаемый «серым кардиналом», как называли наперсника и друга Ришелье.
И вот, бросив рогатину и велев жене положить метлу, а слугам – палки, хозяин принялся сам искать потерянное письмо.
– А что, письмо это содержало нечто важное? – спросил он после тщетных поисков.
– Ещё бы! – вскричал гасконец, рассчитывающий с помощью этого письма преуспеть при дворе. – В нём заключалось моё состояние.
– Бумаги испанского банка? – взволновался хозяин.
– Векселя на частную казну его величества, – отвечал д’Артаньян, который, надеясь по этой рекомендации поступить на королевскую службу, полагал, что может, не солгав, дать этот рискованный ответ.
– Чёрт возьми! – воскликнул хозяин в совершенном отчаянии.
– Это, впрочем, не важно, – продолжал д’Артаньян с апломбом истого гасконца, – это не важно, деньги вздор, – всё дело в самом письме. Я согласился бы потерять тысячу пистолей, нежели его.
Он мог бы точно так же сказать «двадцать тысяч», но юношеская совестливость удержала его.
Вдруг