Невыносимо.
Джейк помнил тот день, когда его внезапно посетила ключевая идея «Изобретения чуда» – без всякой преамбулы, без предупреждения – и несмотря на то, что это с ним случилось впервые, он сразу подумал:
«Хватай ее».
И схватил. И отнесся ответственно к этой искре, разгоревшейся в нем, и написал свой лучший роман, «новую и неординарную» первую книгу, обратившую не него – столь мимолетное – внимание литературного мира.
Когда же он писал «Реверберации», (якобы «роман в рассказах», хотя это был просто… сборник рассказов), он не чувствовал ни малейшего подобия того горения, но сумел закончить книгу, решив в какой-то момент, что уже может написать «конец». Это и стало концом, скажем прямо, его «многообещающего» периода «молодого писателя, за которым стоит следить», и будь Джейк мудрее, он бы вообще не стал издавать эту книгу, но его приводила в ужас мысль о забвении после «Изобретения чуда». По мере того, как его рукопись отвергали одно за другим все серьезные издательства, а за ними и академические, важность издания второй книги все сильнее разбухала в сознании Джейка, пока он не почувствовал, что на кону стоит его жизнь. Он убедил себя, что, если сумеет пристроить куда-нибудь эту книгу, тогда, возможно, к нему придет новая идея, новая искра.
Только она не пришла. И хотя в последующие годы его иногда посещали неплохие идеи – о мальчике, растущем в семье, помешанной на разведении собак; о человеке, обнаружившем престарелого родственника, с рождения помещенного в закрытое учреждение, – он не чувствовал горения, побуждавшего его писать. Все, что он писал с тех пор, развивая эти и подобные им идеи, было сплошным мучением.
И наконец он решил быть совершенно честным с собой – и до сих пор он был совершенно честен с собой – и перестал стараться быть писателем. Прошло уже больше двух лет с тех пор, как он написал хоть что-то художественное.
Однажды, давным-давно, Джейка коснулась искра, и он отнесся к этому более, чем ответственно. Он прилежно трудился, не избегая сложных мыслей и тщательно подбирая слова. Он стремился сделать все как можно лучше и не искал легких путей. Он воспользовался шансом заявить о себе миру и отдал себя на суд издателей, критиков и обычных читателей… Но удача оставила его и ушла к другим. Что же ему оставалось, что его ожидало, если его больше не коснется новая искра?
Думать об этом было невыносимо.
«Хорошие писатели заимствуют, великие – крадут», –