По всему выходило, что перед ним прапрадед с прапрабабкой. Именно с этого казака их семья и стала известными на всю округу кузнецами. Где уж Григорий сумел выучиться этому непростому ремеслу, одному аллаху известно, но мастером он был настоящим. Умел не только колхозный инвентарь ковать, но и оружие всякое. Говорили, что даже оружие огненного боя ремонтировать умел. Глядя на ожившую семейную легенду, Матвей судорожно пытался понять, что происходит и где он вдруг оказался.
Растерянно покрутив головой, казак обречённо махнул рукой и, развернувшись, вышел из хаты. Матвей перевёл взгляд на женщину и вздрогнул. Она смотрела на него полными слёз глазами.
– Выходит, вы мамка моя? – решившись, осторожно уточнил парень.
Он вообще пока старался делать всё очень осторожно. Потому как не понимал, что происходит и как это всё объяснить.
– Мамка, – чуть всхлипнув, кивнула женщина.
– А остальные где? Ну, там, братья, сёстры, – задал Матвей следующий вопрос.
– Так сестру твою, Марью, прошлой осенью замуж отдали. А боле и нет никого, – снова всхлипнула женщина.
А вот об этой ветви семьи Матвей ничего не знал. Затерялась семья в круговерти всех случившихся событий.
– А год какой теперь? – поинтересовался Матвей, пытаясь выудить хоть какие-то крохи информации.
– Так тыща восемьсот девяносто восьмый от Рождества Христова, – вздохнула женщина, утирая слёзы.
«Твою мать! Девятнадцатый век!» – ахнул про себя Матвей, роняя голову на подушку.
Сознание начало медленно мутиться, и спустя минуту парень просто отключился. Похоже, после всех полученных травм психика его просто не выдержала.
В себя Матвей пришёл уже вечером, чувствуя, что тело всё так же отказывается ему подчиняться. Но навалилась очередная беда. Выпитая днём вода настойчиво просилась наружу, а в доме, как назло, никого не было. Понимая, что ещё немного и случится большая неприятность, Матвей собрал все имевшиеся силы и принялся переводить себя в сидячее положение.
Ухватившись рукой за край лежанки, парень с глухим стоном принялся поднимать торс. Голова взорвалась резкой болью от напряжения, но тело медленно начало приподниматься. С матюгами, слезами и стоном усевшись, Матвей переждал приступ тошноты и принялся спускать с лежанки ноги. Рядом с лежанкой обнаружились кожаные чувяки. Кто их сюда поставил, Матвей не знал, да и не особо в этот момент интересовался. Главное, что не босиком до скворечника во дворе шкандыбать.
Кое-как утвердившись в сидячем положении, Матвей сунул ноги в чувяки и, резко выдохнув, попытался встать. Ноги подогнулись, и он со всего размаху грохнулся на скоблёный дощатый пол. От удара головой он в очередной раз потерял сознание. В себя его привели чьи-то руки и тихое, жалостливое причитание.
– Куда ж ты вскочил, сынок. Едва богу душу не отдал, и всё вскочить