– А вы уже бывали в этом заведении, господин Ху? – поинтересовался Сун Цзиюй, пригубив вина. Хорошее… с терпким вишневым привкусом. Не такое легкое, как подавали при дворе, скорее яркое, сразу кружащее голову. Под стать хозяину.
– Лично – не бывал никогда, – Ху Мэнцзы залпом выпил, даже не поморщившись. – Я слишком устаю от того, что учу уму-разуму этих щенят, мне не доставляет удовольствия мучить девиц.
Один из «щенят» как раз склонился к Сун Цзиюю, чтобы подлить вина, и тот, входя в роль порочного молодого господина, мягко прихватил его за подбородок, повернул из стороны в сторону, разглядывая:
– Любите окружать себя красивыми безделушками, господин Ху?
– Разумеется. Зачем возможности, если их не использовать? – Ху Мэнцзы нарочито вздохнул. – Если б от них еще была польза! Хотите, отдам вам одного?
Фениксовые глаза юноши расширились от ужаса, он немедленно вырвался и упал перед Ху Мэнцзы на колени.
– Господин! Батюшка Ху! Не отдавайте меня в город, пожалуйста! Не разлучайте с братьями и сестрами! Умоляю вас, господин! Чем Ли Пятый так провинился?! Хотите, отрежу себе палец в наказание?! Хотите, руку отрежу? Только не отдавайте меня, не отдавайте! Я не смогу, я умру в городе! Вы смерти моей хотите? Хорошо, я приму смерть! Прямо сейчас в воду брошусь, лишь бы господин меня простил! Но вы передайте моим батюшке с матушкой, что их пятый сын погиб, служа своему хозяину… – он так разжалобил сам себя, что к концу речи уже вовсю хлюпал носом и заливался слезами.
– Ну-ну, успокойся! Никто тебя не заберет! – ошеломленно воскликнул Сун Цзиюй.
Ху Мэнцзы только устало махнул рукой.
– Уговорил, тебя я отдавать не собираюсь. Кыш отсюда, – он цокнул языком. – Вот об этом я и говорю, магистрат Сун. От них больше шума, чем пользы. Заговорят тебе зубы и довольны.
Юнец и вправду быстро утешился: немедленно утер слезы и исчез, а вместе с ним со стола исчезла паровая булочка.
Сун Цзиюй засмеялся, прикрывшись веером. А он-то думал, у него слуги своевольные…
– Ну хотя бы он вас повеселил, значит, есть толк и от избалованных мальчишек, – улыбнулся господин Ху. – Вот уж не думал, что вы бываете веселы. Или это притворство?
– Какое грубое замечание, – покачал головой Сун Цзиюй, внутренне забавляясь. – Где ваши манеры, господин Ху?
– Вы восприняли это как оскорбление? Ну, господин Сун! На самом деле я сделал вам комплимент, – господин Ху подлил ему еще вина. – Разве притворство – не главнейшая человеческая добродетель?
– Разве это не главнейший человеческий порок? – Сун Цзиюй пить не стал. Не хватало еще опьянеть к моменту, когда придет пора работать. Он бросил в рот кусочек рыбы. Повар у господина Ху тоже неплох… – Признаться, мало что я так презираю, как ложь и моральную нечистоплотность. Хоть притворство в ситуациях, подобных этой, и часть моей службы.
– С точки зрения магистрата, разумеется, это порок. Но разве человеческие