На тот момент – когда моя голова наткнулась на острый угол стола – оставалось еще десять лет, прежде чем мама поставит крест на перспективной карьере в сфере медицины из-за собственного медицинского заболевания – огромной доброкачественной опухоли головного мозга, которую нужно удалить. К счастью, после операции мама выжила, но осталась навсегда недовольной тем, что «с ней натворили» (рецидивирующее поражение головного мозга от лучевой терапии). У мамы возникли проблемы. Могу лишь предполагать, каково было поставить крест на своей жизни, прожив всего лишь половину. Ведь если задуматься, сомневаюсь, что она когда-либо переставала оплакивать свою нелегкую судьбу. Не знаю, как бы я повел себя, если бы пришлось забыть о мечтах и желаниях из-за того, что тело решило расстроить мои планы. Не знаю, как бы я справился с неспособностью думать и использовать все многогранные когнитивные функции разума. Даже представить не могу, как можно смириться с поврежденным головным мозгом. Парадокс в том, что я пытаюсь въехать в то, во что мама уже въехать не сможет. А ведь, несмотря на состояние, ей приходилось заботиться о маленьком ребенке. И так изо дня в день. Все очень сложно.
Учитывая все это, я задаюсь вопросом: а было ли маме легче воспринимать меня в свете того, «что с ней натворили»? Мамину болезнь выдавала ее худоба, либо существовали какие-то абстрактные причины. Но я был настоящим, рассек себе башку и делал то, что делают все дети моего возраста, – ни секунды не сидел на месте, хотя, уверен, маме хотелось хоть на минуту выдохнуть.
Несмотря на то что все детство отец с успехом выполнял роль обоих родителей, став не только любящей заботливой матерью, но и защитой и опорой семьи, когда я родился, он присутствовал дома не так часто, как ему того хотелось. Папа все еще был розовощеким врачом, работал по пятнадцать часов в день в отделении неотложной помощи Мемориальной