У Эко заурчало в животе. Он встал и подошел к стене, чтобы активировать меню обслуживания номеров. Названия большинства блюд оказались незнакомыми, поэтому он выбрал несколько наугад. Всего через несколько минут загорелся огонек, возвестивший о доставке, и из туннеля за стеклянной стеной поднялся поднос. Поднос остановился, открылась стеклянная дверка.
Эко взял поднос и с интересом рассмотрел еду. Это была его первая встреча с подлинной марсианской кухней. На борту «Марземли» продукты для делегации землян были взяты с Земли, и за всё время полета у пассажиров не было возможности отведать марсианских блюд. До Эко доходили слухи насчет того, чем питаются марсиане. Эти рассказы были приправлены кровожадными образами пиратских баек. Одни утверждали, что марсиане едят червей, выращенных в песчаных дюнах, другие говорили, будто они питаются металлическими и пластиковыми отходами. Людям, которые никогда никуда не путешествовали, во все времена было свойственно выдумывать жуткие истории про далекие страны. Похоже, им доставляло удовольствие представлять себя цивилизованными людьми, странствующими по сотворенным ими фантазиям о варварстве.
Глядя на поднос, Эко не мог решить, включить ли в свой фильм эстетически приятные кадры о высокой марсианской кухне. Такие съемки прибавили бы картине романтичности, а если бы эти эпизоды разлетелись по модным медиаканалам, надуманное варварство уступило бы место тяге к экзотике. Эко понимал, что запустить этот процесс легко, он с таким сталкивался бессчетное число раз.
На ум ему сами собой пришли слова умирающего Артура Давоски: «Чтобы быть интересным, полагайся на голову. Чтобы быть честным, полагайся на сердце и глаза». Эко не знал, во что верить. Но перед его мысленным взором предстал образ учителя: его редеющие волосы и он сам, сгорбившийся в кресле с высокой спинкой и похожий на скрюченную креветку.
В то время Артуру Давоски уже было тяжело говорить, поэтому он шептал и помогал себе жестами дрожащих рук.
«Чтобы быть интересным… – он указал на голову… – чтобы быть честным…» – он указал на глаза и сердце.
Эко не столько слушал его, сколько наблюдал за тонкими пальцами старика. Казалось, перед ним крылья остановившейся ветряной мельницы. «Пятьдесят лет, – думал Эко, – это ведь не так много, а он выглядит, как голодающий ребенок, закутанный в толстое одеяло». Осознание того, что прожитая этим человеком жизнь, полная мужества и отваги, сменилась