– Значит не врала твоя мать все-таки… – в темных колодцах глаз Соньки отражались отблески пробегающих между моими ладонями молний.
– Послушай… – я опустил руки, и искристое сияние погасло. – Мне нужна помощь. Очень нужна. Только сейчас мне очень надо закончить работу. Если я не отвезу трупы в котельную, то к утру они начнут страшно вонять. Кроме того, вон тот в тряпках, кажется, умер от холеры…
– От самогона он умер, – уголки губ Соньки снова дрогнули. – И что же за помощь тебе нужна?
– Сонечка, милая, я клянусь, что расскажу тебе все, – взмолился я, глядя на нее снизу вверх. – Только давай не прямо сейчас, а? Если я опоздаю, то…
– А куда делся Пугало? – перебила меня женщина.
– В Петергоф с утра уехал, – брякнул я.
– В Петергоф? – брови Соньки опять сошлись на переносице.
– Да не знаю я, куда он делся! – почти выкрикнул я, позволив эмоциям подросткового тела взять верх над своими. – И мне плевать, если честно. Чем меньше его вижу, тем меньше затрещин получаю. Так я приду к тебе вечером?
– Приходи, – она медленно, как бы нехотя, кивнула. – Только заходи со стороны кухни, а не в главный вход. Вечером у Рубины самая гульба начинается.
– Заметано, – торопливо покивал я, почти выталкивая Соньку за дверь.
– Так ты все-таки знаешь, кто твой отец? – она успела подставить ногу, прежде чем я захлопнул дверь.
– Знаю, – буркнул я. Даже если я сейчас скажу ей свою фамилию, ничего не изменится. Все неприятности моего рода еще не начались. Открывать ей всю правду я не собирался, а вот «бросить кость» было бы неплохо. Так что, почему бы и н сказать ей эту фамилию? Я открыл рот, но вместо человеческого языка из него вырвался громкий вороний грай.
Я захлопнул дверь и привалился к ней лбом. Не хотел показывать Соньке свою реакцию. Сказать, что я был ошарашен – это ничего не сказать. Этого просто не могло быть. Наложенные на меня в будущем чары, никак не могли переместиться сквозь время. А это значит… Я не знал, что это значит.
До слона, котельной с четырьмя могучими трубами на Фонтанке, я добрался без приключений. Лошадка понуро волокла повозку, груженую накрытыми черной тканью трупами. Спешащие по Московскому проспекту прохожие в мою сторону старательно не смотрели, а я не смотрел на них. Голова моя была занята совершенно иными мыслями. Самостоятельно проверить, на какие именно темы наложены чары у этого тела я не мог. «Вороний грай» срабатывал только при наличии слушателя.
Хм… Пожалуй, теперь я понимаю, откуда у этого мальчишки взялось прозвище «Ворона». Но это означало и еще кое-что. Что он не был просто неизвестным бастардом, плодом однократного греховного соития моего деда с какой-то местной девицей. Это значит, что в судьбу его уже вмешивались аристократы. И наложили запрет мо меньшей мере на одну важную вещь – называть фамилию того рода, чья кровь течет по его жилам. А значит настоящий Демьян