Григор недавно попал в неприятность с этой же частью мужского организма. К нему обратился один из заместителей ГВС с просьбой перевести инструкцию по применению лекарственного средства. Человек он был немолодой, и речь шла о мази для поддержания мужской потенции – вещи в те времена крайне редкой. Все знали, что у генерала в посольстве молодая любовница. И Вовка сообразил, для кого старается «старикан».
Утром бледный, не спавший всю ночь командир, с рукой в кармане едва доковылял до медпункта, где ему сделали блокаду и на несколько дней прописали постельный режим. Ну а потом выяснили, кто из переводчиков порадел за него.
– Я ему все правильно перевел, – оправдывался Паук. – Сказал, чтобы нанес только чуть-чуть! Ну, самую малость! А он, небось, намазал, как масло на хлеб!
Учитывая деликатность момента, историю поторопились замять, но Паука серьезно повоспитывали. Во всяком случае, мало тому не показалось.
В 1970 году Олега, прибывшего в спецкомандировку в Сирию, включили в состав группы вновь прибывших военспецов и переводчиков для представления начальнику оперативного управления сирийских Вооруженных сил. Тогда существовал такой порядок. Позже его отменили.
Всю группу собрали в аппарате ГВС на улице Абу-Руммани, а затем посадили в автобус и привезли в сирийский генштаб, расположенный на берегу реки Барада, неподалеку от павильонов Дамасской ярмарки.
В кабинете у полнозвездного сирийского генерала находилось еще несколько генералов, рангом помельче. Всех советских офицеров построили в одну шеренгу. Их было пятнадцать человек.
Начальник управления, сопровождаемый свитой из сирийских генералов, поочередно подходил к каждому советскому военнослужащему, который называл свое воинское звание и фамилию.
– Майор Зуб! – представился один из офицеров, по-видимому, украинской национальности, стоявших в общей шеренге, звонким командирским голосом.
Сирийский генерал молча опустил глаза. С лицом, изобразившим муку, он пожал руку украинцу и был не в силах выговорить обычное для такого случая приветствие. Остальной генералитет извивался и корчился в конвульсиях от приступов смеха за спиной своего шефа.
Глава 4
– «Инта я асхари, инта я асхаби…»[14] – раздавался детский голосок с улицы.
Был выходной день. Олег выглянул в окно. Там, во дворе, играли арабчата. Рядом с ними, то отбегая, то вновь подскакивая к ним, кружила местная дворняга. На нижнем уровне (плоском фоке) арабская женщина, по-видимому мать этих детей, развешивала постиранное белье на натянутые бельевые веревки.
Два дня назад Олег вновь переехал. Теперь в большую светлую комнату, где сделал генеральную