– Для Миранды это было бы лучше, – сказал Фенни. – Но благодаря ее смелости и тому, что она придумала, я вновь обрел свободу.
– И теперь, полагаю, нам придется решить, что с тобой делать, – ответила Эльспет. – Тебе нужно что-то более практичное, чем это пальто.
– Идем, – сказала Миранда. Она все еще сжимала его руку. Быть может, слишком крепко, но Фенни, похоже, это не беспокоило. Потому что и он не был готов ее отпустить.
– Идем же домой, – позвала Миранда.
Мэтт де ла Пенья
Ангелы в снегу
Я никому не сказал, как плохи мои дела.
Да, пожалуй, старик мог бы сунуть в конверт пару баксов и отправить на мой бруклинский адрес (а там их могла бы стащить банда крыс-домушников). Но у него и так забот по горло: нужно откладывать на летний лагерь для моей младшей сестренки. Да еще нашему псу по кличке Орешек – невообразимо блохастой дворняге с торчащими во все стороны зубами – срочно потребовались услуги дантиста. Да-да, вот именно: кривозубой собаке нужна операция. Ну что ж… Но, по словам сестренки, за это придется выложить больше трех сотен зеленых, так что старику пришлось впрячься во что-то типа кредита.
Пустяки.
Подумаешь, посижу в праздники на голодном пайке.
Не о чем говорить.
– Михо[4], – раздался в трубке голос отца, когда я в первый раз остался присматривать за кошкой на целый день, – как дела в колледже, все хорошо?
Я поставил акустическую гитару Майка обратно на стойку.
– Да, пап, все хорошо.
– Ну и хорошо.
«Хорошо, – подумал я. – Сколько же раз мы с ним обменялись этим чертовым словом за последнее время?» Старик говорил так, потому что не был уверен в своем английском, а я – потому что не хотел выглядеть в его глазах выпендрежником.
– На следующий год купим тебе билет, и ты сможешь прилететь домой на Рождество, – продолжал отец. – И тогда ты, я и Софе, мы соберемся вместе, как одна семья. Как раньше.
– Звучит отлично, пап.
Он еще не знал об этом, но к следующему Рождеству я планировал перебраться поближе к дому, в юго-восточную часть Сан-Диего, и пойти учиться в местный муниципальный колледж. Всем, похоже, казалось, что у меня в Нью-Йорке все идет как по маслу. И формально, наверное, так и было. Полная академическая стипендия Нью-Йоркского университета. Профессора, которые просто поражали меня каждый раз, когда я приходил на лекции. Но если бы вы прочитали нашу с сестренкой переписку, вы бы сразу поняли, почему я решил бросить колледж после первого же учебного года. Мой отец – самый стойкий мужчина, которого я знал, – плакал по ночам в подушку. Софе слышала его рыдания за стеной. А еще он отказывался от еды, так что сестренке приходилось буквально силой усаживать его за стол. Словом, дело было в том, что дома творилась чертова реальная жизнь. Настоящее мучение. А я прохлаждался тут, на другом конце страны. Невозможно описать тот