Придется еще раз навестить Этьена, возможно, на этот раз она застанет его дома. Обращаться к кому-то еще за помощью она не рискнула бы, а Этьену доверяла. Их мирок стал теперь таким разобщенным, каждый следил за тем, что говорит, что делает, с кем общается. В этом мире на вооружении захватчиков стояли пулеметы и страх, а французам остались лишь пустые корзинки и сила запрещенных речей.
Сообразив, что вызовет нежелательный интерес, выйдя сейчас на пустые улицы, Элен сварила топинамбур и съела вместе с горбушкой хлеба. Едва рассвело, она взяла с полки корзинку и сумочку, с которыми обычно выходила в город. У нее редко спрашивали документы, и с чего бы сегодня что-то должно было измениться? Нужно было просто вести себя как всегда.
Однако сложно вести себя как обычно, когда сердце готово выпрыгнуть из груди. Элен шла все быстрее, пока сама не услышала, какую лихорадочную дробь выбивают деревянные подошвы ее башмаков, и замедлила шаг, глядя прямо вперед, сосредоточившись на своей цели и надеясь, что ее не остановят.
До квартиры Этьена на Круа-Рус оставалось совсем немного, но дорога шла довольно круто в гору, поэтому Элен пришлось снова сбавить скорость, чтобы не привлекать внимание клубами пара, вырывающимися изо рта. Россыпь листовок на одной из стен гласила: Viva de Gaulle! Да здравствует де Голь, который поднимал их боевой дух в борьбе с немцами.
В нескольких шагах от Элен из-за угла появился офицер с нацистской нашивкой. Восходящее солнце ярко блеснуло на его начищенных сапогах и выбило искру из приколотой на груди медали. Глаза его блеснули так же остро, когда он увидел листовки.
Пристукивая каблуками по брусчатке, он подошел к стене и дернул одну из них. Противозаконная бумажка уступила только лоскут, упрямо цепляясь за стену большей своей частью. Офицер рванул снова, крепко стиснув челюсти, на этот раз успешно, оставив на месте только надорванное le. Потом, обернувшись, воскликнул:
– Ты! Стоять!
Седой до белизны мужчина справа от него остановился.
– Документы! – скомандовал офицер.
Мужчина полез в карман – скрюченные артритом пальцы не сразу позволили ему вытащить требуемое. Элен могла оказаться следующей. Если ее поймают без документов, придется сказать, что она их потеряла. Она свернула за угол, чтобы раздраженный офицер не переключил внимание на нее. Сердце колотилось в груди, мешая дышать, но она принуждала себя идти вперед ровно, подстраивая шаг под ритм шагов окружающих людей.
– Стоять! – зазвенело у Элен за спиной, но она продолжала идти как ни в чем не бывало. – Мадам, стоять! – повторил грубый голос.
К сожалению, вокруг не было других женщин, и Элен не могла сделать вид, что не понимает, что обращаются к ней. Трое мужчин на другой стороне улицы застыли на месте, на их лицах читалось молчаливое облегчение от того, что обращались не к ним, хотя в былые времена они