– Чем это вы занимаетесь? – спросил следователь, садясь на единственную колченогую табуретку и все еще никак не придя в себя от охватившего его головокружения, немедленно после того, как он переступил порог кутка.
– А вот рыбку… к общему знаменателю привожу-с… лишаю ее, так сказать, органов мышления, непригодных в настоящий момент к употреблению в пищу, ибо головки их разложением одержимы-с… Чем могу служить?
Следователь, обращаясь почти ко всем на «ты», Грише почему-то говорил «вы». Как-то язык у него не поворачивался сказать Грише «ты».
– Есть у меня к вам еще несколько дополнительных вопросиков, касающихся убийства Мустафы Ахтырова. Садитесь. Что вы стои́те?
Гриша выронил косарь и медленно опустился на край дощатой койки, покрытой рваным одеялом. Кончики тонких пальцев мелко задрожали.
– Чем могу-с… – пролепетал он.
– Да ничего особенного, – спокойно сказал следователь, косясь на Гришины пальцы, – вот есть тут непонятный моментик… Значит, с берега вы пошли прямо в слободскую пивную. Так?
– Да… в пивную, того-с…
– Жигулевского пива выпить? – ободряюще улыбнулся следователь.
– Жигулевского пива-с…
– Так. И все время, до пяти часов вечера, вы сидели в пивной?
– Как я уже имел удовольствие вам докладывать на нашей первой мирной беседе… до вечера, то есть до пяти часов, я именно там пребывал-с.
– И никуда не уходили?
Гриша смутился, густо покраснел и через силу выдавил:
– Никуда-с.
– Никуда? – возмутился Макаров.
– Пожалуй – никуда.
– Лжете! И лжете неумело, потому что краснеете. Вот я вам сейчас прочту показания вашего собутыльника, сапожника Якова Меджитова.
Следователь порылся в портфеле, достал показания Ялика и начал читать:
– «…посидев немного и выпив кружку пива, Григорий Банный вдруг вскочил, куда-то ушел и вернулся только через час…»
– Оптический обман… – бледный, как новина́, прошептал Гриша.
– «…он был какой-то не в себе; на лбу у него была свежая ссадина…» Правильны эти показания или нет? Как по-вашему?
– Да… правильны… – чуть слышно проговорил Гриша.
Следователь даже вспотел от удовольствия: все становилось ясным.
– Где вы были?
Гриша молчал.
– Я вас спрашиваю, где вы были?
– К Аксинье Тимофеевне ходил… – снова краснея, ответил Гриша.
– К какой это Аксинье Тимофеевне? – бешено крикнул следователь, предчувствуя катастрофу.
– Ее люди по глупости своей, свойственной вообще двуногим, называют Аксюшой-дурочкой… И напрасно, ибо она далеко не глупый человек-с.
– А что вы у нее делали? – багровея, закричал еще пуще Макаров.
– То есть, как это… что? – скромно потупив глаза на леща, смутился Гриша.
– Да!