– Выгнали меня из комсомола.
– За что? – в одно слово спросили все члены семьи.
– А вот за драку… На Троицу.
Белецкий улыбнулся.
– Это, брат, плохо. Это тебе может сильно помешать в дальнейшем пробивать дорогу в жизнь. Постарайся искупить свою вину и поступи снова…
– Не одного меня выгнали, а и Мотика Чалкина и Мишку Сутырина. Ваське Годуну предупреждение сделали.
– А почему же вас без предупреждения выгнали?
– Нам еще весной секретарь ячейки предупреждение сделал.
– За что же?
– Мотику и Мишке за то, что из погреба Онучкина ведро со сметаной сперли…
– Не «сперли», а «украли», – поправил Белецкий.
– Ну, украли.
– И без «ну», пожалуйста. А ты за что выговор получил?
– А за это… как ее… за другую драку.
Все дружно рассмеялись.
– Опять за драку? – нахмурился Белецкий.
– В школе еще. Перед зачетами. Так, чепуха. С одним татарином подрался. Вот через это мне предупреждение и сделали.
– Не «через это», а «за это», – солидно поправила Варя, подражая отцу.
Денис мельком взглянул на нее и замолчал. Белецкий встал, прошел в комнату и через минуту вернулся, держа в руках толстенного роскошного Шиллера. Протянул книгу Денису.
– Читал?
– Нет.
– Тогда бери. Это я для тебя привез. Только чур не замарай, не порви.
– Нет, что вы!
Денис наскоро попрощался, нахлобучил на растрепанные волосы кепку и, держа книгу, словно икону, бросился бегом к калитке сада.
– Ой, парень, ой, парень… – покачал головой Белецкий.
– А красивый будет молодец, – предсказала Женя.
– Ну конечно, что-что, а это ты заметишь, – пошутила мать.
– Мама, я спать хочу… я так устала. И читать не буду, прямо в постель… – сообщила Варя и громко зевнула.
Над Татарской слободой взошла желтая луна и заполоскалась в посветлевшей Волге. Вспыхивали огоньки бакенов. На приплеске уютно кричали кулички. Запахло свежестью и клейкими листочками тополей.
Наступила ночь.
XI
Как ни любил Денис общество Белецких, но больше всего любил быть вместе с дедом Северьяном. У Белецких, несмотря на теплоту и ласку, которой старалась окружить его семья архитектора, он чувствовал себя стесненно, неуклюже, может быть, именно оттого, что старались окружить лаской, с дедом же Северьяном было легко, интересно и, главное, свободно, хоть старик и не особенно-то баловал внука, а временами обходился и сурово.
Когда Денису было шесть лет, дед стал учить его плавать, по-своему, круто. Он брал внука на лодку, отъезжал сажени три от берега и швырял его, как котенка, в воду. Денис таращил от испуга глаза и беспомощно тыкал во все стороны руками и ногами, но как только он начинал пускать пузыри и идти на дно, дед подхватывал его на воздух, давал некоторое время отдышаться и снова швырял. Му́ка эта продолжалась недолго: через два дня Денис