36 вопросов по истории Великого княжества Литовского. Евгений Асноревский

В рамках такой системы верховный правитель оставался язычником (Миндовг был им, даже формально приняв католицизм), а его близкие родственники, правящие в важнейших славянских городах, принимали восточное христианство. Подобное предположение объясняет христианское крещение братьев Тройденя. Эта же система видна во времена Гедимина, когда его сыновья принимали христианство и правили в христианских уделах. Разумеется, тут можно указать и на исключения из правил, как, например, язычество витебского князя Альгерда, которое, впрочем, оспаривается на основании некоторых документов, в частности, Синодика Киево-Печерской лавры и торгового договора Гедимина с Ливонским Орденом от 1 ноября 1338 года.

      В финале данной главы автор хочет подчеркнуть, что значение недоказанного захвата Новогрудка в любом случае преувеличенно. Теоретически, этот захват мог иметь место, но отношение к нему местного населения всё равно может служить предметом дискуссии. Интерес к недоказанному захвату обусловлен, очевидно, желанием ответить на вопрос чьим государством было ВКЛ.

      Однако стычки феодалов на ранних этапах становления державы, конечно же, не определяют, сами по себе, национальный характер полиэтнического государства, который зависит от политической и культурной роли того или иного этноса.

      Сочетание культурной доминации предков белорусов с их политической субъектностью, позволяют нынешним белорусам считать наследие ВКЛ своим, независимо от обстоятельств экспансии балтских нобилей XIII века.

      Правда ли, что правящая династия Литвы происходила от полоцких князей?

      Открыв «Воскресенскую летопись» XVI века можно прочесть следующие строки:

      «Княжили Рогволодовичи в Полоцке, и напал на них Мстислав Володимирович Мономах, и Полоцк взял, а Рогволодовичи сбежали в Царьград. А Литва в ту пору давала дань князьям Полоцким, но правили ей свои гетманы… Вильняне взяли себе из Царьграда детей князя полоцкого Ростислава Рогволодовича, князя Давила и его брата, князя Мовкольда… А у князя Мовкольда сын, князь Миндовг».

      Подобная версия происхождения правящей династии ВКЛ нравилась Николаю Ермаловичу, но даже этот белорусский историк-романтик, не всегда придерживающийся правил строгой научной работы, отметил нетипичные для полоцких князей имена царьградских Рогволодовичей.

      Теперь данные поздней «Воскресенской летописи», касающиеся предков Миндовга, могут иногда поддерживать маргинальные историки-любители.

      В достоверных источниках князь Ростислав Рогволодович не появляется. И уж тем более мифическими фигурами выглядят его дети, носящие неизвестные у полоцких Изяславичей имена.

      В связи с этим, в академическом дискурсе полоцкие корни единственного короля Литвы почти всегда определяются как легенда, созданная летописцами ради обслуживания претензий российских царей на земли Великого княжества Литовского.

      Правда ли,