– Но я есть, – возразила Лилит с поистине детской, невинной улыбкой.
Несмотря на острый ум, он так и не раскусил ее. Ваба видел лишь дитя, наделенное силой, тогда как Лилит зрила куда больше. Она не нуждалась в глазах, ушах или соглядатаях, чтобы знать, где чистильщики находились в тот или иной момент и чем промышляли. Лилит и всадники были связаны. Их переплело, точно жилы одной руки, когда они вдохнули ее суть, выпростанную из умирающей оболочки. Именно тогда, в Кесарии, ныне оставшейся под завалами времени, их скверные, пористые души приняли ее яд – обволакивающий и тихий.
Ваба усмехнулся и кивнул жеребцу, как бы намекая на предстоящее развлечение. Этот жест запустил поразительную цепную реакцию. В тех местах, где кожа всадника обтягивала скулы, лопнуло. Обнажилась быстро чернеющая кость. Ничего не понимая, Ваба захрипел и вцепился в свою шею. Дрожащие пальцы нащупали уплотнение – необычайно мягкое, почти сливочное. Шейные железы всадника раздувались и пульсировали, наливаясь мертвенным цветом меди.
Жеребец встревоженно заржал, но уже через мгновение перешел на гулкий рев. То, что настигло его хозяина, частично происходило и с ним. Тело, еще недавно сильное и свежее, шипело и разламывалось. И если Ваба бесхитростно разделил судьбу жителей Константинополя, на которую их же и обрек, то жеребец немыслимым образом рассыпа́лся на части. Отделявшиеся куски падали в болезнетворную грязь, отскакивали и, истошно попискивая, разбегались.
Хрипящие останки коня рухнули на мостовую. В стороны порскнули полчища крыс. Они блестящими, упругими ручейками огибали мертвецов и скрывались в тенях опустошенных зданий. Вскоре попискивание стихло.
К тому времени Ваба уже лежал на боку, судорожно дыша. Сейчас он практически не отличался от своих жертв. Лилит приблизилась к всаднику, поставила голенькую ножку ему на грудь и несильно толкнула. Ваба перевернулся на спину. Его светло-ореховые глаза отыскали какую-то точку в затянутом птицами небе и замерли.
– Вот видишь? Ты уступил силе, которой же и управлял, глупыш, – произнесла Лилит. – Но главное, разумеется, вовсе не это, мой дорогой Ваба. Главное, что теперь ты будешь страдать и страдать, пока я не призову тебя. А я, знаешь ли, в ближайшее время не настроена на беседу.
Больше Ваба не шевелился.
…А потом первая из многих вытолкнула его из своих чресл.
Печать первая. Иди и смотри
♫ Метод Станиславского
1. Камю
За глазом тупо ныло.
Эдуард перевернулся со спины на левый бок и подсунул руку под подушку, заныло сильнее и еще начало постреливать где-то в районе макушки. Тогда он со стоном выбросил себя, как кит на берег, на другой бок, и боль за глазом чуть притупилась, зато опять захотелось в туалет. Еще через пару минут он усилием воли вернулся на спину, а потом с проклятиями поднял