– Ну надо же…
Поленницы нигде не было. Рядом с камином лежала сетка дров. Для роботонеимущих это неудобно, и Еленский думал, что если договориться и обойти закон зелёных об ограничении эксплуатации, то первым делом маленькое цифровое удобство…
– Конечно! – воскликнул Гессенский, и Владимир вздрогнул. – Вам обязательно с нею нужно познакомиться! Все без ума от Алёны Шикардосовны! С нею всё горит, всё решается! А вот давеча она разобралась, как собрать шкаф и…
– Петру-у-уша, – девушка с бейджиком шлёпнула ладошкой по стойке, привлекая внимание Гессенского, – Алёна как всегда. Дуй!
– А-а-а! Дрова принимает! – пояснил он, полуобернувшись. – Огонь-баба!
– Пётр Ибрагимович, она же дама… – поморщившись, устало выдавил Еленский и, подойдя к стойке, чуть мягче заявил: – Дорогая моя, на меня записан президентский люкс.
– У нас их два: шале и апартаменты. Желаете посмотреть? Или… сперва я должна была посмотреть ваше имя, да? – и, натужно улыбнувшись, залистала тетрадь, шелестя резко, нескладно. – Н-нет, сначала я должна спросить имя, а потом предложить… Да! Одну ми…
– Оба, моя дорогая. Я рассмотрю оба.
– Выбирайте апартаменты! – вклинился Гессенский. – Там есть всё на первом этаже: и бассейн, и библиотека, и игровая, и бары! Могли бы как-то с вами пропустить по стаканчику этого самого! Да и апартаменты обставлены на самый роскошный лад! Со вкусом. С лучшим вкусом!
И всё-таки Еленский выбрал шале. Отдельное. Не устроило его главное здание. Уже зайдя в его многолюдный холл, Владимир услышал, как воздух, пропитанный местной героиней Алёнушкой, трещал от какофонии звуков. Холл был велик. Лестница – далеко. На диванах пили резко пахнущий глинтвейн. По рецепту Алёны – слух вырывал отрывки разговора. Из библиотеки выходили лыжники с узкими тугими бёдрами, обтянутыми в спортивные трико. Обсуждали тренировки, хотели собраться вечером – искали Алёну, которая могла бы всё это организовать. Наконец, перед Владимиром пронёсся официант с выпяченной грудью. На его мелькнувшем подносе лежала новая порция десертов, навязчиво всем предлагаемая. Разумеется, тоже дело рук небезызвестной.
– Вспомни солнце, вот и лучик!
Владимир вздрогнул. Гессенский с вспененным жирным кремом на глуповатой улыбке протянул эклер, сжатый и помятый пальцами.
– Попробуйте! Уже приготовила! У моей Алёнки стряпня лучше всех! – Крем выполз, словно внутренности червяка, и сразу же в грудь Гессенского упёрлась рукоятка трости. Он так и застыл. Капля крема шлёпнулась на паркет между ними.
Те, кому уже доводилось общаться с Еленским, знали, что взгляд, которым он посмотрел на свои туфли, а потом на Гессенского, не обещал ничего хорошего.
– Это значит, попозже? Смотрите, уже стемнело.