Мистер Баттеридж стал для мира полной неожиданностью. Судьба, чтобы расшевелить человечество, временами еще подбрасывает подобных людей буквально из ниоткуда. Разные источники утверждали, что он приехал то ли из Австралии, то ли из Америки, то ли с юга Франции. Его также ошибочно принимали за сына магната Баттериджа, сколотившего приличное состояние на производстве золотых перьев и авторучек. На самом деле авиатор не имел никакого отношения к семейству магната. Несмотря на громкий голос, крупное телосложение, воинственную чванливость и неуступчивость, он долгое время оставался неприметным членом ассоциаций воздухоплавателей, каких кругом расплодилось великое множество. И вот однажды Баттеридж разослал в редакции лондонских газет письмо с объявлением о намерении взлететь с площадки у Хрустального дворца на машине, которая убедительно покажет, что все застарелые трудности воздушных полетов успешно преодолены. Письмо опубликовала лишь пара газет, а людей, поверивших заявке Баттериджа, было и того меньше. Интерес к полету не пробудился даже после скандала, когда Баттеридж по причинам личного свойства попытался отхлестать кнутом популярного немецкого музыканта у входа в роскошный отель на Пикадилли, из-за чего полет пришлось перенести. Газеты все переврали, в том числе фамилию пилота: одна назвала его Беттериджем, другая – Бертиджем. До самого полета в сознании публики он оставался пустым местом. Несмотря на все его попытки создать шумиху вокруг себя, в шесть часов летним утром у большого ангара собралось не более тридцати человек. Наконец двери ангара, где Баттеридж собирал свой аппарат, открылись (площадка находилась напротив огромной статуи мегатерия на территории Хрустального дворца), и гигантское насекомое с гулом выкатилось в безразличный, скептический мир.
Однако еще до того, как Баттеридж облетел башни Хрустального дворца во второй раз, богиня удачи подняла к губам фанфару и набрала полные легкие воздуха, а когда пилот разбудил бродяг, дремлющих на Трафальгарской площади, с жужжанием обогнув колонну Нельсона, и устремился к Бирмингему, над которым пролетел в пол-одиннадцатого, оглушительный трубный рев его славы огласил всю страну. То, чего народ уже не чаял увидеть, наконец свершилось.
Человек летел по воздуху – уверенно и без риска упасть на землю.
Шотландия ждала прибытия Баттериджа разинув рты. Он прилетел в Глазго к часу дня, и, говорят, ни одна верфь или фабрика этого промышленного улья не вернулась к работе раньше половины третьего. Общественный разум достаточно поднаторел в понимании невозможности полетов, чтобы по достоинству