Возможность управлять этим прогрессирующим безумием, в общем-то, на руку для организации, которая пользуется налоговыми послаблениями и своей единственной задачей видит «постоянное совершенствование футбола». Для Блаттера это все слишком тривиально. Вот еще – совершенствовать эту возню на поле?! В рамках собственной псевдорелигии он этим не занимается. Стоит ему заговорить, – а делает он это чуть ли не каждый день, – как публика вязнет в каше из уважения, согласия, лучшего мира, воспитания, интеграции, прозрачности, надежды, снова лучшего мира, солидарности, закалки, школы жизни, а также уважения и еще раз уважения. Он повторяет это уже двенадцать или пятнадцать лет как зайчик Дюрасел на экстази. Все неизменно, обо всем нужно поведать. Может, это хроническое? Турнир Блаттера оберегает мир.
Кое-кто начинает верить и в такое.
Здравомыслящие люди не в счет, эти вне игры. Они давно понимают, что с их спортом что-то не так. И слишком долго оставаться в руках не тех людей ему только во вред.
Не те люди правят им десятилетиями. И вреда он натерпелся немало. Мировой футбол утратил свой главный символ: изображение двух полушарий в логотипе. Никто этого даже не заметил. Он даже стал фигурантом в коррупционном расследовании. ФИФА – международная федерация, должен заметить – едва не угодила на скамью подсудимых. Результаты расследования были однозначны. В ФИФА все признали и выплатили порядочную компенсацию. Только так удалось избежать судебного процесса на глазах у всего мира. Но почему подобное разбирательство грозило Федерации футбола? Можно ли вообще предъявить обвинение организации? Да, если прокурор не в состоянии предъявить это обвинение конкретным чиновникам. Поэтому ФИФА сама оказалась на скамье штрафников. Вместо людей, которые за всем этим стояли.
Это и многое другое долгое время держалось в тайне. Как все это работает? В законодательном рае Швейцарии[2], который вот уже многие годы привлекает спортивные организации, никакие проблемы им не знакомы. ФИФА и еще с полсотни федераций зарегистрированы там неслучайно. Все держится благодаря гигантскому аппарату, который работает над сохранением множества