Я стоял ни жив ни мертв, удерживаемый не столько костлявой старческой рукой, сколько сковавшим моё тело страхом. Находясь словно под гипнозом, я покорно протянул свою ладошку в сторону тряпья. Рука незнакомца тут же отпустила мою ногу, и с удивительной проворностью, вовсе не свойственной умирающим людям, ухватилась за запястье.
– Вот и молодец, – похвалил старик уже более уверенным, и, как мне показалось, даже повеселевшим голосом, – видишь, ничего страшного.
Мои глаза уже довольно хорошо освоились в сумраке помещения. Пристально глядя в то место, откуда раздавался голос, я увидел, как какая-то, непонятного покроя одежонка, которой был укрыт хозяин лачуги, сдвинулась в сторону и открыла моему взору голову старика. Длинные, спутанные в паклю седые волосы, такого же цвета и такая же, запущенная и неопрятная, широкая борода. Из-за нависших над глазами кустистых бровей, самих глаз почти не видно. Судя по длине настила и по величине тряпья, старик был довольно большого роста. То ли это был гипноз, то ли я толком не осознавал всего, что со мной происходит, но в тот момент мне почему-то вовсе не было страшно. Не было, пока я не почувствовал, как в том месте, где тонкие пальцы сжимали руку, в моё тело словно начали вливать горячую воду. Спохватившись, я попробовал высвободиться из захвата, но силы в руках старика оказалось гораздо больше, чем в его голосе. Его пальцы, которые из смертельно холодных и леденящих мою кожу, теперь превратились почти в кипяток, стальными раскалёнными клещами впились в мою детскую плоть.
– Ай-яй-яй, – завопил я, ощущая как тепло из руки очень быстро начало распространяться по всему телу.
Горячие ручейки, разбегаясь во всех направлениях, быстро согрели мой организм, а затем, в считанные секунды, превратили меня из замёрзшей сосульки в живой кипящий чайник. Я сделал ещё одну отчаянную попытку освободиться из плена, как вдруг мой мозг, к которому уже успела добежать горячая волна, словно взорвался ярким светом. Вспышка произошла у меня в голове, но я непроизвольно на миг зажмурился, словно опасаясь этим светом сжечь всё вокруг себя. Пол подо мной закачался и начал уходить куда-то в сторону, будто я стоял на доске, погружающейся в воду. Плавно, точно в кино с замедленной съёмкой, я начал заваливаться набок. Пальцы, сжимающие мою руку, разжались, а я удивительно спокойно и, не ожидая ничего плохого, всем своим естеством переживал это необычное падение. Когда моё тело, наконец, мягко опустилось в горизонтальное положение, я вдруг ощутил привычные звуки моей комнаты. В нос ударили запахи лекарств и уксуса, которым мать смачивала компрессы на голову. Я понял, что вновь лежу в своей кровати. Аспирин уже подействовал, и моё тело было мокрым от пота. Ко лбу прикоснулось что-то холодное. Приоткрыв глаза,