Нежный молодой стебелек, только начинающий жизнь, легкая бабочка из того счастливого лета, маленькое чудо, глядя на которое люди светлели лицами – такой была ее дочка. Лена несла ее неторопливо, гордо, являя миру то, что она наконец стала мамой. Длинное воздушное платье с оборками и воланами, обязательно расстегивающееся на груди, чтобы накормить жадный детский ротик по одному только требовательному зову, нежное белолицое дитя и грузная бабушка с крупными руками, томным выразительным лицом, скорее некрасивым, но эффектным. Только при жизни отца глаза смотрели молодо и шаловливо. Молодость и старость сидели друг против друга в то счастливое лето и одинаково нуждались в ней, а что она могла им дать, если сама была одним сплошным невезением, вечно живой неудачницей?.. Ей бы разобраться со своей жизнью, поставить точку и идти дальше, но она не могла. Еще хотела верить, еще мечталось о полной семье, о том, что у дочки должен быть папа.
Лена считает, что все пошло не так после ухода отца. Родители прожили вместе долгую и счастливую жизнь, которую нельзя, конечно, назвать безоблачной. А что, интересно, можно?
Отец курил с тринадцати лет. Не то, чтобы это был факт, которым можно гордиться – тут гордиться, конечно, нечем. Но все же это была его жизнь, и отказаться от дурной привычки он не мог, как ни старался. К его курению привыкли так же, как к кашлю, и никто не бил тревогу.
Лена к тому времени строила свою жизнь в другом городе, на расстоянии более пятисот километров от родного дома. Мама с отцом вошли в тот спокойный возраст «молодых пенсионеров», когда можно наконец пожить для себя, покопаться на даче и порадовать себя тихой жизнью без суеты и тревог. У них была лишь одна, беспокоящая их проблема: устройство счастливой семейной жизни единственной дочери. Лена по возможности делилась с ними только положительными новостями и на вопрос «когда же они увидят жениха?» всегда отвечала одинаково: «Очень скоро». Ленины наезды домой были по большей части летними, праздничными, в удовольствие. Родители от нее ничего не требовали, ждали только счастливого замужества. Отец был всегда более деликатен, чем мама. Он, светловолосый, голубоглазый, с румянцем на щеках, обезоруживал своей улыбкой, и сердиться на него долго не могла даже ворчливая жена, а дочке он вообще не досаждал вопросами. Мама часто подчеркивала, что «часики-то тикают», «время идет», и его у Лены остается все меньше. Это она знала и сама, но ничего со своей жизнью поделать не могла – одно сплошное невезенье.
Болезнь отца стала громом среди ясного неба. Врачи сказали, что метаться уже поздно,