Та не выставляла там фоток сына. Наверное, чтобы не сглазили. Не выставляла их совместные: счастье ведь тишину любит (последнее Алиса слышала его голосом). Так, редкие посты без описания. Да и что описывать? Та гордо несла имя домашнего халата и такого знакомого кухонного стола.
Снимки с прошлых поездок загорелых, фотошопом удлинённых ног, ярких коктейлей с подругами на берегу моря и непосредственной счастливой улыбки та удалила. Наснимала однотипных у окна, в его квартире. Как бы напоминая задним планом: а мы вместе. Самой себе. Или Алисе. А может, теперь и следующей. Та удалила все «до», будто до встречи с ним и не жила. Почерком его.
Нет, Алиса вовсе не следила за их жизнью. Общие знакомые, да и только, непрошено спешили озвучить, как он всё так же, отправляя её с ребёнком за город, контролирует каждый шаг по телефону. Не разрешает выкладывать общее фото в соцсети. Так и не сделал предложения, хоть их сыну уже два. Вечно всем недоволен.
И Алиса знала почему. И та тоже знала. Хоть и не признавалась в этом. Ведь все же думают: «Вот со мной всё будет иначе. Всё будет по-другому. Я не они, меня-то он любит…»
Алиса не судила, она и сама когда-то, три года назад…
– Где ты была? Я звонил сто раз! Включай видео, чтобы я видел, где ты!
– Ты вечно гнала меня, уделяла мне мало времени. Вечно у тебя работа, работа! У тебя кто-то есть, скажи честно? Теперь понимаешь, откуда взялась другая?
– Почему ты не отпускал меня? – уставшим полутоном спрашивала тогда Алиса.
– Потому что люблю, люблю, потому что ты единственная такая! Всю жизнь мне испортила! – ором орёт, расплёскивая любовные слюни на воротничок менеджерского наряда.
– Тогда почему не женился? Не переехал почему? Шесть лет! – мозг судорожно пытался понять непростое.
– Потому что у тебя вечно всё не так, как у людей! Только работа, работа! Да ещё сын твой! У тебя кто-то был, скажи честно?
У Алисы тогда кто-то был – сын. И работа, работа.
И вот виноватая во всём Алиса поняла, откуда другая взялась. Увидела перед собой его охмелевшее бурными эмоциями лицо и довольство собственным замысловатым раскладом.
И кольцо.
– Давай начнём всё заново, как в фильмах. Выходи за меня! – падает театрально на колени.
Но тут Алиса без аплодисментов, без оваций, дорого заплатив за скверное представление, услышала эхо своего эгоистичного крика: «Нет!» – и удалилась со спектакля.
И как бы ни раздирала тогда её боль предательства, как бы ни толкал её дух презрительного соперничества, как бы ни представляла жизни она, подсев на его тридцать четыре пропущенных ещё до будильника, – «Нет!».
Шагая в будущее без доверия, на сцену, где фальшивят в каждом акте, в быт, который разбавляют впопыхах сколоченные склоки. «В чувствах из терпкой ревности, неистовой злости и презрения нет места любви», – думала Алиса. Шагая в будущее,