Это был нынешний хозяин этой избы, как ни странно, молодой, а уже хозяин. Да и изба эта необычная, деревенская – это изба-читальня. Да и хозяином он стал, если так можно сказать, с использованием «хоромов», не для личного пользования, а в качестве помещения, для выполнения должностных обязанностей, своего рода – служебный кабинет, «офис».
Ровно месяц назад село было освобождено от немецко-фашистских оккупантов, дерзким ночным прорывом механизированной бригады со стороны слободы Большекрепинской и слободы Советки. И эта героическая и одновременно трагическая ночь сильно запала в душу пареньку. Как внезапно не организовывай ночную атаку, но рев советских «тридцатьчетвёрок», да ещё и ночью, слышно далеко. И справедливости ради, сказать, что фашисты побросали оружие, как иногда показывали в послевоенных фильмах, где враг валился штабелями, как стебли суданской травы, под напором, остро отклёпанной косы-литовки, изготавливаем методом литья, под натиском советских бойцов, которых и пуля не брала.
Если бы так. К сожалению, брала, брала и пуля, а броню брали бронебойные снаряды немецких самоходных орудий, тем более, если из засады, прямой наводкой, да в упор в боковую, менее прочную броню Т-34. И так уж случилось, что геройский экипаж, первым ворвавшийся в село, погиб. Погибли все танкисты. При освобождении села погибли десятки бойцов, но их, убиенных, парень не видел, мог только по тому, какой ожесточённой была стрельба орудий и автоматического оружия, «шмайсеров» и ППШ, которые он чётко научился различать. Но запах горящего танка, горючего, взрывы боезапаса и, самое страшное – запах горячей человеческой плоти, он ощутил впервые и это не давало покоя много дней.
Запах же тротила, соломенных или камышовых крыш горящих хат и другое он уже хорошо мог, даже не видя, а сидя в укрытии, добротном подвале, сложенном из камня-песчаника, знал хорошо.
***
Вспомнил бои осенью 1941 года. Тогда, отступающие части Красной армии, оставили артиллерийскую батарею, которая размещалась в полукилометре на запад, на возвышенности, удобной для встречи неприятеля артиллерийским огнём.
Батареей командовал молодой лейтенант. Он был весельчаком. Квартировал лейтенант в хате избача, а вернее его отца, Фёдора Филипповича, высокого, худощавого, но крепкого, привычного к тяжёлому крестьянскому труду мужчине, возраст которого перевалил за 51 год. Хозяйка, тётя Настя, как её озорно величал весельчак лейтенант, хлопотала у печи в хате.
А Ванюшка-неваляшка, как полушутя называл самого меньшего сына Фёдора офицер, которому в ту пору уже шёл 15-й годок, крутился возле военного и клянчил: «Дядь Гриш, ну дай пистоль пострелять! Я недалече, на балке по жабакам… хоть пару разков, а?!»
«Казак растёт, тёть Настя! Геройский парень…», – обратился с улыбкой лейтенант к хозяйке.
Та,