Из угла, где сидела Светочка, донёсся всхлип, и Сальников, устыдившийся, что забыл о девушке, оторвался от Эммы Витольдовны и шагнул в закуток практикантки.
– Света, вы… я… Приношу свои соболезнования, я знаю, как Володя был дорог вам.
– Вы! – сжавшаяся в сопливый комочек девушка вдруг распрямилась пружинкой, выскочила из-за стола и даже потрясла у Сальникова перед лицом кулачками, – вы его ненавидели! Вы завидовали! Скучный, мерзкий бездарь! Это вы убили его!
Оттолкнув Сальникова, она выскочила в коридор, по пути скукоживаясь, обхватывая себя руками, словно прячась в невидимый панцирь. Антон развернулся к коллегам, созерцавшим эту сцену, и развёл руками: вот ведь как бывает…
– Бедная девочка беременна! – донёсся чей-то шёпот.
Сальников прошёл на своё рабочее место и, уставившись в экран монитора, всерьёз разозлился на Царёва: как можно было так безответственно умереть, бросив беременную Свету! В целом на романтические похождения сослуживца он смотрел снисходительно и даже отпускал вполголоса что-то вроде «были и мы рысаками», хотя никаким «рысаком» уже двадцать лет женатый Сальников никогда не был. Но дети… У Антона с женой детей не было, и он перестал думать об их появлении. А ведь раньше иногда фантазировал, каким отцом он бы был. И получалось, что хорошим.
– Антон Григорьевич! – вдруг раздалось у него над ухом. – Вас к директору!
«Ну вот и началась белая полоса!» – с тоской подумал Сальников.
Теперь, когда Володя мёртв, проект многофункционального манипулятора поручат ему. То есть ему бы и так его поручили, это же его детище. Но Володя был хорош, нельзя не признать. Он мог возглавить этот проект, и ещё десять таких, и везде был бы успешен.
Плутая по лабиринту коридоров, Сальников вспоминал последний разговор с Царёвым, как раз перед его отпуском. Тот вдруг зашёл Антону за спину и невзначай заглянул через плечо. Первым движением Сальникова было отключить монитор, укрыть работу от наглого выскочки, но он усилием воли сдержался. Развернулся в кресле и даже приглашающий жест сделал – смотри, мол, каково? Нет, недоделки есть ещё конечно, но виден же коготь льва.
Царёв взглянул на монитор, и его лицо тут же приобрело скучающее выражение.
– Знаешь, Антон, – в произношении его был лёгкий дефект, едва уловимый прононс. Сальникова раздражало, как звучало его имя в исполнении Царёва, а тот, казалось, нарочно обращался к нему по имени, – знаешь, Антон, а ты ведь нарцисс. Ты так уверен, что совершенен, что создаёшь всё по своему образу и подобию. Трудно быть богом, а? – Царёв хмыкнул. – Смотри, ты же строишь автоматон, свою механическую копию. А между тем для многих задач было бы удобнее иметь не руку, а, к примеру, щупальце. Или вообще – газ.
– Газ? – переспросил Антон.
– Сальников, ты что, никогда не слышал о пневматике? – Царёв насмешливо уставился на коллегу.
– Вот,