Бывший нефтяник а ныне – партиец продемонстрировал кулак.
– Для меня-то всё раньше началось, еще летом. Пока ты в Афгане басмачей по горам гонял, перевели сначала в Гомельский обком… А потом – вот, назначение, как гром среди ясного неба. И полугода не поработал, как добровольно-принудительно в Минск перетащили. В рамках новой политики Модернизации, которую объявили наш простой советский Учитель и не менее простой советский Инженер… Мне и в обкоме простора бы хватило годика на три-четыре, рановато мне на Республику!
– А? – удивился я. – Учитель? Инженер?
– Так батько Петр и Григорий Первый договорились, видимо, и на Пленуме ЦК КПСС…
– На Пленуме? – с батькой Петром и Григорием Первым всё в целом было понятно, над фамилией Романова не потешался разве что ленивый.
– Ну да, Пленум провели не 21 октября, как планировали, а десятого… И наш Петр Миронович предложил Григория Васильевича на пост Генерального. Так и сказал, с высокой трибуны: «Я, простой советский сельский учитель…» А тот, когда под бурные аплодисменты соглашался, тоже заявил, что он принимает на себя это почетное звание как «простой советский инженер-кораблестроитель». Теперь у нас есть Учитель Советского народа и Инженер Страны Советов. По крайней мере – в кулуарах, за глаза и шепотом…
– Оперативно они! Я ж и двух недель не провалялся, а тут – такое! – от обилия новых сведений у меня, кажется, начала ехать крыша.
Или это последствия сотрясения? В больнице о политике никто со мной не говорил. По крайней мере, персонал – точно, а соседи и так были слишком заняты едой, свояченицами, песнями и храпом.
– Похоронили всё, что осталось от несчастных старцев, за три дня, в сжатые сроки – и пошло-поехало. Сейчас бегают, как наскипидаренные, в основном верхи, граждане несколько позже почувствуют эту самую Модернизацию, думаю – к лету. Хотя Волков уже приступил…
– А почему вы его Великим Инквизитором обзываете? И с какого-такого счастья вы со мной откровенничаете, Владимир Александрович? – я налил себе крепчайшего чая из самовара и смотрел на Исакова сквозь горячий пар, который клубился в воздухе и уносился, перемешиваясь с сигарным дымом, под крышу беседки.
В этот момент появилась Тася: принесла гренок, обжаренных в яйце с молоком и посыпанных сахаром, каких-то вареньев и джемов, сушек, плитку шоколада, чашки… Я вскинулся ей помочь, но был остановлен понимающим взглядом девушки и едва заметным жестом руки. Повезло мне с ней, определенно!
Мы с Исаковым выставили с подноса на стол угощение, и Владимир Александрович проговорил:
– А вы, Таисия Александровна, к нам присоединитесь – почаевничать? – голос его источал мед.
– Ну уж нет! Вы тут про всякие мужские ужасные ужасы разговариваете, мне от них спится плохо! – она усмехнулась, поправила платок вокруг шеи каким-то типично женским движением и ушла в дом той самой летящей походкой, помахивая пустым