Мы вышли из автобуса в приподнятом настроении, держались за руки, Тася напевала и слегка пританцовывала, я пинал носками ботинок неубранные дворниками каштаны. Ребячество? Ну да, я так один раз в Дубровице от редакции до дома каштанчик допинал, труднее всего с ним было справиться на пешеходных переходах и высоких бордюрах. Но главное – старание!
После долгих дней, проведенных в больнице, всё мне казалось прекрасным: и желто-красные листики, и лужи, и пешеходы, которые просто молча идут по своим делам и не поют про русскую шляпу и индийскую душу… В общем – жизнь была хороша! С серых небес начал накрапывать дождик, и мы ускорились – зонтика у нас не было, да и вообще – это только в книжках под дождем гулять романтично! Ну, может быть – летом, в плюс тридцать, когда на ногах – сандалии, а в руках – зонтик, романтику в этом мероприятии найти и можно, пусть и с трудом. Но сейчас… Сейчас мы побежали домой, мечтая поскорее оказаться хотя бы под козырьком подъезда.
Из беседки во дворе дома за нами наблюдала компания молодых людей характерной наружности. Имелся у них портвейн, гитара, картишки, потертые куртки и громкие, резкие голоса.
– Давай-давай! – кто-то из них, видимо, решил подбодрить нас, комментируя забег под дождем.
Несмотря на хлещущие за шиворот струи воды, я резко остановился, развернулся вокруг своей оси – и поймал взгляд приснопамятного Серёжи. Вот латруга! Будний день, отчего не на работе? На самом деле в голове еще шумело, да и организм не до конца восстановился после аварии, и драться с кучей лихих парней совсем не хотелось, но…
– Гера, пойдем! – Тася потянула меня за рукав. – Ну их!
Сережа, кстати, глаза отвел. Я довольствовался этим и позволил девушке увлечь себя в подъезд.
Целоваться мы начали уже в лифте, и, оторвавшись от нее на секунду, я спросил:
– А дети?
– Дети с Пантелевной, на даче…
– А… – дальше говорить было уже некогда да и незачем.
Я лежал на диване – том самом, светлого дерева, с льняной обивкой и красным орнаментом, гладил гладкую, как бархат, кожу на спине и плечах девушки, разглядывая ее фигуру, едва прикрытую простыней, и пытался понять: как она это всё успела? И кто ей помог?
Тася, как обычно, прочитала мои мысли:
– Что – нравится? Волков как узнал, что с тобой случилось, сначала метнулся в больницу и накрутил там всем хвосты, а потом организовал вот это вот… – она изящно взмахнула рукой, намекая на интерьер в стиле белорусского минимализма. – Правда, набежало журналистов и фотографов, он тут ходил, руками размахивал… И вместе с ним такой красивый загорелый самодовольный мужчина с улыбкой до ушей, он, кажется, теперь большой начальник, раньше у вас в Дубровице в нефтянке работал…
– Исаков?
– Точно – Исаков! Так вот, они тут всё похвалялись новшествами и вообще, намекали на то, что советское государство вступает в эпоху модернизации… Нет, не так – Модернизации!
Она голосом изобразила манеру Исакова,