– Кто бы нас разблокировал! – кричали ему в ответ.
Понятно было, что требование это – слёзная просьба Киренкина Григория Борисовича, командира сводного отряда в Кисловодске. Севостьянихин снова заорал в трубку:
– А огневое прикрытие?! А разведка?! Пиндосы всё и подстроили! – бесился Севостьянихин, озадачив Киренкина сверх меры. – Ну извините, мы им верили, как родной маме. Союзники как-никак. Договоры подписывали международного значения, мать их за ногу! Обосрали Россию с головы до ног. Никому нельзя доверять, никому! Была б моя воля!..
Игорь представил, что произошло бы, будь воля Севостьянихина Андрея Павловича, и что сейчас творится в Генеральном штабе. Явно, все на ушах стоят. Докладывают главнокомандующему, новоиспечённому президенту – Михаилу Спиридонову. А тот, наверное, ждёт, что соизволят произнести США, звонит Дяде Сэму, переминаясь босыми ногами, как в приёмной – коломенская верста. А Дяде Сэму до лампочки. Пока он раскачается, нас здесь всех положат, хотя по «большому договору» американцы должны среагировать в часовой срок. Одна надежда, что из Ставрополя или Краснодара придёт помощь.
– Пропустили обрезанных на Будённовск, сволочи! – кричал в трубку Севостьянихин. Нос его, не стесняясь в выражениях, презрительно фыркал. Севостьянихин возмущался: – Десять тысяч! Это ж надо было их где-то спрятать? А нам умирать? Пиндосы всё подстроили! Нет, нет, не можем! Прорваться? Какими силами? У меня обстрелянных людей десять человек! Ага-ага. Понял. Ладно-ладно… Проведу доразведку и доложу. Прапорщика позови! – крикнул он Игорю Габелому.
– Ногинский! – высунулся в коридор Игорь. – Лёха!
Тотчас где-то рядом прекратил работать ручной пулемёт и явился Алексей Ногинский по кличке Ролик из Орла. Откуда она у него, никто не знал, а он не признавался, но на урку не тянул в хорошем смысле слова. Урку бы в спецназ не взяли. Как все боксёры-средневесы, он был лёгок и подвижен, с изувеченными ушами. Волосы имел светлые, а взгляд – обозленный, как зрачок пистолета, и очень даже деловой, который бывает только у военных людей, привыкших к опасностям и крови. Была у него ещё одна черта – чрезвычайная добросовестность. Выполнение приказа можно было даже не проверять, все знали, добросовестней Ногинского в отряде нет.
– Звал, командир?!
– Бери кого хочешь из смежников, посмотри, что делается в окрестностях, оцени возможность прорыва на Кисловодск.
Кисловодск стоял на самой границе, и если «стену» взорвали рядом с ним, то, естественно,