– Я знаю.
От необходимости продолжать беседу меня избавил телефонный звонок. Мужской голос произнес: «Уведи ее из дома. К тебе скоро наведаются», и трубку повесили. Голос Кравица я узнаю, как бы он ни старался его изменить. А он очень старался. Я схватил Рели за руку, потащил на второй этаж, где жили пожилые соседи, оставил у них в гостях и пошел к себе. Последнее, что я слышал, покидая их квартиру, были слова: «Дорогая, а почему бы вам не выпить чаю с молоком и сливочным печеньем моего собственного приготовления?»
Спускаясь по лестнице, я увидел, что у дома остановилась патрульная машина. Я бегом бросился в квартиру, скинул рубашку, натянул шорты и дал им несколько минут понажимать кнопку дверного звонка. Чтобы выглядеть полумертвым от усталости, мне даже не надо было особо притворяться.
На пороге стоял Чик. Хоть он и улыбался мне с вялым дружелюбием, выглядел суровей, чем обычно. За ним топтался Гольдштейн – худой как щепка полицейский-румын с постоянно подергивающейся левой щекой. Когда-то я едва не выгнал его из отдела за то, что он переспал с проституткой, которая находилась у нас под арестом. После того как Гольдштейн с ней закончил, ее тело из-за многочисленных царапин и синяков стало напоминать карту Манхэттена. Я пренебрег неписаными полицейскими правилами и подал рапорт о случившемся. Каким-то чудом ему удалось остаться в отделе, но с тех пор он только и ждал подходящего случая, чтобы свести со мной счеты. В отличие от Чика, у которого из-под куртки виднелась футболка, обтягивающая широкую грудь, Гольдштейн был одет в габардиновые брюки, голубую отглаженную рубашку и синий плащ. Почти полицейская форма. Я вспомнил, что недавно Кравиц говорил мне, что Гольдштейн уже получил старшего сержанта. Подонки всегда продвигаются быстрее всех.
– Привет, Чик, – сказал я, не обратив на Гольдштейна ни малейшего внимания.
Но эти тонкости его не смутили.
– Ну, Ширман, – с нескрываемым наслаждением произнес он. – Мы немножко влипли, не так ли?
– Ты о чем?
– У тебя находится девушка, известная под именем Рахиль Штампфер?
– А почему тебя это интересует?
– Задавать вопросы – это больше не твое дело, Ширман. Ты уже не работаешь в полиции. Она здесь или нет?
– А тебя это каким боком касается?
– Меня это касается, потому что я так хочу.
Кровь ударила мне в голову, и я сделал шаг в его сторону, но Чик опустил мне на плечо свою огромную лапищу. Я попытался вывернуться, но это было все равно что выбираться из-под асфальтового катка. Мой внутренний голос ехидно заметил, что если в один день, с интервалом в десять минут, на тебя наезжают двое верзил, то следует вести себя осторожнее.
– Ну, Ширман, покажи, какой ты смельчак! – хихикнул Гольдштейн.
Чик повернулся к нему:
– Еще слово, Гольдштейн, и я отпущу Джоша, а сам отправлюсь вздремнуть.
Поняв, что я успокоился, он убрал руку с моего плеча, которое уже начало как-то странно похрустывать.
– У нас есть информация, что исчезла дочь раввина Штампфера из Бней-Брака.
– Есть заявление?
– Нет. Информация