– Молодежь, – невозмутимо произнес он, – быстро теряет голову.
Говорил он тихо и вежливо, с легким, трудно определимым акцентом. Не дожидаясь моей реакции, он повернулся и окинул молодцев взглядом. Вид у них стал такой, будто их ударили, но тут рыжий что-то сказал на идиш. Коротышка выслушал его с полуприкрытыми глазами, после чего снова повернулся ко мне:
– Я – раввин Шимон Злоркинд. Помимо прочего, я обучаю этих юношей святому писанию и мудрости.
Я очень хотел сдержаться, но не смог:
– По-видимому, все уроки мудрости они проспали.
И тут он меня удивил. Его рот, и без того широкий, растянулся еще шире, и он залился громким счастливым смехом.
– Проспали уроки, – прокашлял он. – Это смешно. Проспали.
Его смех оборвался так же неожиданно, как начался, и он снова уставился на меня:
– Ты знаешь, где Рахиль?
– Да.
– Как девочка себя чувствует?
– С ней все будет в порядке.
– То есть сейчас не в порядке?
– Что-то в этом роде.
– И если бы причиной тому был ты, ты вряд ли сюда пришел бы.
– Совершенно верно.
– Если девочка где-то прячется, логично предположить, что она послала тебя с сообщением к отцу.
– Да.
– Пойдем со мной.
Он повернулся, жестом приказал рыжему следовать за нами и захромал к двери. Я пошел за ним. Один из молодцев не успел достаточно быстро убраться с дороги. В воздух взметнулась трость и с силой обрушилась на его ногу. Он взвыл от боли и разразился тирадой на идиш, не очень похожей на цитату из священного писания. Злоркинд снова улыбнулся мне счастливой улыбкой:
– Молодежь.
3
Изнутри ешива еще больше напоминала школу в конце учебного года. Десятки юношей, одетые в одинаковые черные костюмы, толпились в коридорах или спешили куда-то с тетрадями под мышкой. Некоторые из них стояли с книжкой в руках и читали вслух перед небольшими группами слушателей. Двери в учебную аудиторию были открыты, и можно было видеть за маленькими партами студентов, сидящих по двое, почти соприкасаясь головами. Казалось, окружающий шум не долетает до их ушей. Злоркинд, держась за перила, поднимался по широкой лестнице. Идущие навстречу почтительно ему кивали. Один раз он остановился, поймал пробегавшего мимо ученика лет восемнадцати, у которого из штанов выбилась рубашка, и глубоко ее заправил. Мальчишка смущенно смотрел на него сквозь толстые линзы очков. Несмотря на длинные пейсы и черный костюм, в нем легко было распознать тип рассеянного гения-ботаника. Некоторые из встречных косились