Тем вечером мистер Льюис заговорил со мной, когда я поставила перед ним тарелку:
– Ты как, Анабель?
– Нормально, – ответила я. И подумала, не рассказала ли ему Бренда, как я сбежала из школы, и не пожалуется ли он папе.
– Бывает очень страшно, когда в тебя целятся из револьвера.
– Я не боялась, – сказала я.
– Правда?
– Это весь остальной город боится. – Я вспомнила, что Бренда назвала мне имя женщины, сопровождавшей Сайласа. Салли Милквуд. Мне хотелось бросить это имя на стол перед мистером Льюисом и посмотреть, как он отреагирует. Но я придержала язык.
Он поворошил вилкой капусту и сказал:
– Что ж, может быть, ты и права. Но, возможно, боится он не того, о чем ты думаешь.
– Как скажете, мистер Льюис, – ответила я и оставила его наедине с едой. У меня не было настроения слушать демагогию взрослого мира. Никто не умеет придумывать оправдания собственной несостоятельности быстрее взрослых. Я поклялась себе никогда не попадаться в эту ловушку.
А еще к нам заглянули шахтеры из Дигтауна. Тем вечером их было трое. Они заняли столик у окна, их голоса были грубыми и громкими. Шахтеры стали в закусочной редкими гостями с тех пор, как прекратились рейсы на Землю. Так скоро после ограбления, которое слухи связывали с Дигтауном, их присутствие казалось зловещим.
Других клиентов было хорошо если полдюжины. Дела шли вяло. Папа тихо трудился за стойкой вместе с Ватсоном, неловко поддерживал беседу, если ее заводили клиенты, но по большей части молчал. От него словно бы исходил запах обреченности; может быть, поэтому в тот вечер люди к нам и не заглядывали. Они избегали «Матушку Землю», как избегают смертельно больных.
Пока папа обжаривал лук на гридле, я рассказала ему о том, что прогуляла половину уроков; мне хотелось, чтобы он услышал об этом от меня, а не от мистера Льюиса или какого-нибудь другого сплетника.
– Мне не понравилось, о чем болтали Бренда и Дотти. Бренда говорит, что женщину, которая к нам вломилась, зовут Салли Милквуд. Говорит, она возчица, как отец Бренды, но ездит дальше, чем он. Я думала, дальше ничего и нет. Это правда?
Он ничего не ответил.
– Если мы знаем, как ее зовут, почему шериф не поедет и не арестует ее?
– Все не так просто, милая.
– Нет, просто. Он – шериф, она – преступница. Ничего проще и быть не может!
Папа продолжил молча переворачивать лук на гридле.
– Это