– Ирина Николаевна! Милочка! Глазам не верю! Вы ли это? И гости с вами!
– Я! Я это! Но как вас здесь много! Мы никак не ожидали увидеть в этом доме столько людей!
Соня сразу выступила вперед.
– Это я во всем виновата, потому что пригласила сюда своих подруг.
Аркадина грустно усмехнулась.
– Воля ваша, дорогуша, я теперь тут не хозяйка! Это поместье брата, а не мое! Но, Сонечка, как вы похорошели! И Ниночка тут! А, говорят, вы сцену оставили? Жаль, очень жаль! Талант у вас несомненно присутствовал, но каждому свое. Вот я бы так поступить не смогла, я актриса до кончиков пальцев. Я без театра жить не могу!
– Да, каждому свое, Ирина Николаевна.
– Это правда, Нина, правда! Но я к вам с гостями. Думаю, что вы все их немного знаете. Василий Васильевич Соленый – мой теперешний друг и ухажер! А это Ермолай Алексеевич Лопахин – наш покровитель! И Любовь Андреевна Раневская – просто прекрасная женщина! Смею надеяться, что и меня она таковой считает.
Варя поднесла ладони к щекам, чтобы скрыть волнение. Мамочка здесь? Но почему? И он! Лопахин! Ее несбывшаяся любовь! Ведь все тогда в продававшемся поместье говорили об их скорой свадьбе, а ничего так и не случилось. Но где взять силы пережить сегодняшний день?
А Аркадина с усмешкой пристально посмотрела на Варю и продолжила.
– Поэтому прошу любить и жаловать! И не надо на меня так смотреть! Сегодня, между прочим, день памяти моего сыночка Костеньки! Я об этом Ермолаю Алексеевичу случайно обмолвилась, а он говорит, почему бы нам сюда не съездить, мы же все из здешних мест. И я, и Любовь Андреевна, и он сам. Варенька, подойдите же, наконец, к матушке, что вы застыли, как каменная? Вы хотя ей и приемная дочь, но она вас так любит, как многие и родных деток не любят.
И Варя, наконец, подошла к Раневской, и они обнялись.
–Здравствуйте, мамочка! Почему вы мне не написали, что приезжаете?
– А я, Варя, и не думала возвращаться в Россию! Это невозможная случайность! Понимаешь, я была совсем одна, ведь Аня осталась здесь с Петей. А человек, к которому я вернулась в Париже, представляешь, обокрал меня и бросил.
– Бедная мамочка!
– Да, он очень непорядочно со мной поступил, очень, но что с него взять? Он молод, хочет жить. А я все страдала… Плакала… Вспоминала эти места… Меня же так многое с ними связывает и с людьми, здесь проживающими… Ведь тут так много было хорошего… Поэтому я совершенно случайно встретилась с Ермолаем Алексеевичем в Париже, и он как-то смог уговорить меня взглянуть на родные места и посмотреть, как тут все изменилось.
Лопахин широко улыбнулся.
– Правда, правда! Я, знаете ли, был по делам на парижской выставке, оборудование для своей фабрики закупал. И как увидел Любовь Андреевну, так никуда от нее и не отходил, думал, обязательно уговорю ее в Россию приехать хоть на несколько месяцев, чтобы она взглянула на свою родину.
– Да-да, Варенька, я тут ненадолго.
– Это мы еще посмотрим, Любовь Андреевна. Об отъезде пока и речи быть не может!
И Ермолай Алексеевич прижал ее руку к губам, а Раневская почему-то засмеялась.