Внутри меня что-то надломилось. Я набрала полные легкие воздуха в попытке смириться с тем, что только что произошло. Слово «два» еще несколько секунд отдавалось эхом в моей голове.
***
На обеденном перерыве мы с Машей отправились в столовую. В прескверном расположении духа я купила себе чай, и с горя бахнула туда сразу четыре ложки сахара. Мне хотелось хоть как-то приободрить себя, но я не знала как. Вернее, не находила никаких факторов, которые могли как-то поднять мне настроение.
И почему за все эти годы в школьном меню так и не появился кофе? Вот его бы я выпила сейчас кружки три. Все сегодня против меня, даже столовая!
Громко поставив стакан с чаем на стол, и чуть не расплескав его, я села напротив Машки. Та без особого энтузиазма ковырялась вилкой в тарелке со слипшимися макаронами и едва теплой котлетой. Я лишь грустным взглядом обвела бесформенное содержимое – из-за нестабильного самочувствия аппетита у меня не было от слова совсем.
В глазах Маши я прочитала сочувствие:
– Ты бы поела что-нибудь. Еще четыре урока тут торчать.
– Не могу, – простонала я. – Чувствую, что если съем что-нибудь – как бы оно обратно не полезло.
– Что теперь будешь с физикой делать? – робко спросила она.
– Пока не знаю, – коротко отозвалась я, массируя пульсирующие виски.
После урока физики у меня начался жуткий приступ головной боли, которая до сих пор не проходила. Две таблетки анальгина, съеденные мной на перемене, тоже оказались бессильны. Я уже чуть ли не на стену готова была залезть от этих адских мук!
– А тебе так принципиально нужно исправить эту оценку? – немного удивилась Маша.
– Да! – выпалила я. – Я первый раз так близко подобралась к возможности закончить год без троек. И под конец сама же с этим напортачила!
Объяснять Машке положение дел со всех ракурсов я не стала. К чему ей информация о маме и ее однозначной реакции на единственную тройку у меня в дневнике. Частично я ей рассказывала о маме и о повышенном (хотя, скорее пониженном) градусе нашего общения, но далеко не все.
Наверняка Машка и сама понимала, для чего мне это было так необходимо.
– Дело дрянь, шеф, – изрекла она, делая глубокий выдох. – Тут надо думать.
Маша задумчиво отвернулась к окну. По ее прищуренному взгляду и бегающим из стороны в сторону зрачкам я поняла, что она производила в голове какие-то подсчеты. Я прямо-таки видела, как крутились шестеренки в ее голове.
Спустя пару минут Машка закончила свой внутренний анализ и сосредоточенно произнесла:
– Мне кажется, есть только один доступный вариант, как можно избавиться от этой проблемы.
Так как в чудеса я перестала верить полтора часа назад, отозвалась я не сразу:
– Какой?
Маша тут же приступила к конструктивному изложению своих мыслей:
– Ну, смотри. Все мы знаем, что Антуан принципиально не разрешает никому приходить и исправлять оценки вне уроков. Ни при каких обстоятельствах.
– Знаем, –