И тут я понял, что вроде как люблю брата.
– Пошел бы к Скирре.
– Неверно, – рявкнул отец и замахнулся было рукой для подзатыльника. Но удержался.
– Не пошел бы, – подтвердил Тулле. – Ты бы попросил Альрика довезти тебя к Скирре. Он бы спросил, зачем, потом вправил бы мозги на место. Мы бы доплыли в Сторбаш, а оттуда прямиком к Рагнвальду. Если Скирре еще не пропил ум, то он бы никогда не придумал такой план.
– Вот и я думаю, что больше на бабу похоже, – кивнул отец. – Хвала Скириру, ты тоже здесь. Значит, будешь свидетелем на суде. Расскажешь про Растранд и смерть Ове.
– А когда?
– Как позовут. Сейчас конунг, говорят, с иноземными гостями ручкается. Как они отплывут, так и начнет разбираться с тяжбами. К тому же нужно время, чтобы призвать сюда Скирре.
Мы замолчали.
В доме, кроме нас, сидели еще два хускарла из отцовской дружины, остальные его люди либо гуляли по городу, либо занимались кораблем, но к вечеру стали подтягиваться. Сначала с шумом ворвался Гнедой, отряхивая снежинки с плаща, увидел меня, замер, а потом радостно хлопнул меня по спине.
– Никак сам Кай? Ого, четыре руны! Того и гляди, батьку догонишь.
И после слов Гнедого мы с отцом наконец отбросили на время тяжелые думы и просто порадовались встрече.
– И то правда! – рассмеялся отец. – Так к двадцати годам уже хельтом будешь. Тащи медовуху, Гнедой! Сын приехал!
Хускарл сбегал на корабль, притащил бочонок маминой браги, а вместе с ним пришли и остальные отцовы воины. Мигом накрыли стол. Наперебой начали пересказывать новости о событиях в Сторбаше, в основном, кто на ком женился, у кого кто народился, про черную овцу, на которой ну ни пятнышка белого. Овцу потом принесли в жертву Скириру, хотя Эмануэль-жрец говорил, что ее нужно отдать Мамиру. Я слушал, кивал, улыбался, а сам сравнивал с тем, как прошел год у меня. Снежные волки, морские твари, тролли, великан, бой единым хирдом…
Ингрид тоже развеселилась:
– А серьги? Ты обещал серьги с камушком!
Я достал кошель, нащупал там обещанный подарок и протянул его девчонке. Та прям засияла от восторга, но я подумал, что если бы дал ей железки с придорожным камешком, она радовалась бы не меньше.
Помедлив, я вытащил золотую монету и положил ее перед отцом.
– Вот. Это тебе. Купишь матери подарок. И брату что-нибудь. Может, меч наконец себе возьмешь.
Эрлинг глянул на золото, усмехнулся:
– Это ж за что так хорошо платят? Может, и мне в хирдманы податься на старости лет?
– За то, что искупался в морской водичке. А где Кнут? – оглядевшись, спросил я. – Неужто оставил сторожить корабль?
– Нет. Кнут нынче сторожит Сторбаш.
Дверь в очередной раз хлопнула, и в дом вошел высокий длинноволосый парень, чья голова была запорошена снегом полностью. Отряхнувшись, он повесил плащ