Собачьи истории. Редьярд Джозеф Киплинг

Котуко, бывший, как многие инуиты, отличным рисовальщиком, нацарапал все свои приключения на длинном и плоском куске моржового клыка с дырочкой на конце. Когда они с молодой женой отправились на Землю Элсмир – в год Чудесной Тёплой Зимы – он оставил костяную пластинку Кадлу, а то потерял её летом, когда его сани разбились на берегу озера Неттилинг в Никосиринге¹³⁴; озёрный инуит нашёл её следующей весной и продал на Имигене¹³⁵ человеку, бывшему толмачом на китобойном судне в заливе Кэмберленд, а тот сбыл её Хансу Олсену, нанявшемуся позднее старшиной-рулевым на большой пароход, возивший туристов на Нордкап, в Норвегии. Когда туристский сезон окончился, пароход стал ходить между Лондоном и Австралией с заходом на Цейлон, и там Олсен продал кость сингалезскому¹³⁶ ювелиру за два поддельных сапфира. Я же обнаружил её под мусором возле дома в Коломбо¹³⁷ – и перевёл с начала до конца.

      Ангутиваун тайна¹³⁸

      Это весьма вольный пересказ Песни Возвращающегося Охотника, которую мужчины имеют обыкновение спеть после охоты с копьём на тюленя. В инуитских песнях слова повторяют много-много раз подряд.

      К рукавицам мёрзлая липнет кровь,

      Шкура греет, пусть снег на ней!

      Он попался нам – тюлень, тюлень

      С края ледовых полей.

      Ау джана! Ауа! Оха! Хак!

      Псы визжат: торопись, живей!

      Бич неукротим, мы домой летим

      С края ледовых полей!

      К тюленьей лунке подкрались мы —

      Он здесь, внизу, ей-ей!

      Мы сделали метку и стали ждать

      У края ледовых полей.

      Подышать он всплыл – сверху вниз копьё

      Лети, разит – эгей!

      Мы добыли его, мы добыли его

      У края ледовых полей!

      К рукавицам коркой пристыла кровь,

      Сквозь пургу правим бег саней,

      Возвращаемся вновь к своим жёнам мы

      С края ледовых полей.

      Ау джана! Ауа! Оха! Хак!

      Псы визжат: торопись, живей!

      Жёны слышат, как их мужья спешат

      С края ледовых полей!

      Пёс Херви¹³⁹

      Мой друг Эттли, который отдал бы собственную голову, скажи вы ему, что потеряли свою, раздавал шестимесячный помёт щенков Беттины, и полдюжины женщин были в восторге от зрелища на лужайке Миттлхема.

      Мы тянули жребий: миссис Годфри выпало первое место, ее замужней дочери – второе. Я был третьим, но отказался от своего права, потому что уже принадлежал Малахии¹⁴⁰, родному брату Беттины, которого привёз на машине навестить его племянников и племянниц, и он убил бы их всех, если бы я взял домой хоть одного. Милли, младшая дочь миссис Годфри, приняла мой отказ с восторженным визгом, а Эттли повернулся к смуглой, с землистой кожей и безвольным ртом девушке, которая пришла поиграть в теннис, и пригласил ее выбрать. Она надела пенсне, которое сделало её похожей на верблюдицу, неуклюже опустилась на колени, потому что была длинной от бедра до колена, тяжело вздохнула и осмотрела последнюю пару.

      – Думаю,