– Ох, да тише вы! Говорю вам, она в комнате Бентли!
На сей раз наступило настоящее молчание. Люси увидела, как темная головка резко повернулась к ее окну.
– Откуда ты знаешь? – спросил кто-то.
– Джолли[4] сказала мне вчера вечером, когда раздавала ужин.
Мисс Джолифф – это экономка, вспомнила Люси и оценила прозвище, данное этой мрачной представительнице рода человеческого.
– И правда, Господи! – произнес с чувством голос, говоривший про молнии.
Тишину разорвал звон колокола. Такой же настойчивый, как и тот, что разбудил их. Темная головка исчезла при первых же звуках, и сквозь шум и звон можно было расслышать только голос Дэйкерс, исполненный жалобного отчаяния. Деловые заботы дня смели допущенные светские оплошности и низвели до их истинной значимости, крайне мелкой. Вал звуков поднялся навстречу звону колокола. Захлопали двери, затопали по коридору ноги, всюду раздавались громкие голоса, кто-то вспомнил, что Томас все еще спит, и после того как брошенные из ближайших окон предметы не смогли ее разбудить, по ее запертой двери была выбита барабанная дробь. А потом послышался шум ног, бегущих по усыпанной гравием дорожке, которая пересекала поросший травой двор. И вот все больше ног бежит по гравию и все меньше по ступеням, журчание голосов нарастает, достигает кульминации и постепенно утихает. Когда шум почти затих в отдалении, по гравию протопала одинокая пара ног, а голос на бегу повторял с каждым шагом: «Черт, черт, черт, черт, черт». Очевидно, Томас, которая любит поспать.
Мисс Пим всей душой посочувствовала неизвестной Томас. Кровать – это чудесное место в любое время суток, но если человек от природы такой соня, что ни дикий трезвон колокола, ни визг соучениц не производят на него никакого впечатления, значит, пробуждение для него – пытка. Наверное, Томас валлийка. Все Томасы валлийцы. Кельты терпеть не могут рано подниматься. Бедная Томас. Бедная, бедная Томас. Люси захотелось найти для бедной Томас такую работу, где можно было бы спать до полудня.
Волны сна накатили на мисс Пим, и она стала погружаться в них глубже и глубже. «Интересно, – подумала она, – “отдает предпочтение молниям” – это комплимент? Наверное; вряд ли станут восхищаться приверженностью к булавкам, так что может быть…»
Она заснула.
Глава вторая
Два казака шести футов роста били ее кнутами за то, что она упорствовала, желая пользоваться старомодными булавками, тогда как прогресс предписывал молнии. Кровь уже текла у нее по спине, но тут она проснулась и обнаружила, что единственное, что подвергается насилию, – это ее слух. Снова гремел колокол. Люси пробормотала нечто нецивилизованное и некультурное и села. Нет, определенно, ни на минуту после ланча она не останется. В два сорок один есть поезд из Ларборо, и этим поездом она и уедет. Прощальные слова сказаны, долг дружбе отдан. Душа мисс Пим наполнилась радостным предвкушением бегства. На платформе она купит полуфунтовую коробку шоколада в знак избавления.