– Тогда попрошу одеться, а не расхаживать перед леди в чём мать родила, – заявила я, ощущая как щёки начинают нагреваться и краснеть. Да куда там щекам, тело опалило тепло и змейкой прошлось до низа живота. Гормоны что ли шалят?
– Тебе что-то не нравится? Невеста, – усмешка, довольная, да и голос стал каким-то хриплым у него.
Да нет, тут не у меня перепады настроения, а у него, по-видимому. Вот о чём Элиот думает в своей голове. Мужчины – их не понять. Главное понятно, что из недовольного состояния перешёл в… ммм… в какое? Играючее? Нет, а то прибью на месте. Ага, если сможешь только. Оборотень сильный, а я слабая ведьмочка. Не будет же он силой брать то, что ему не положено?
– Не видела не знаю, но и видеть отнюдь не хочу, – прямо заявила и добавила. – Твой волк и то приличнее.
– Волк, – засквозило одиночеством, всё же даже одно слово может убить, и мы можем прочувствовать в нём настроение ближнего.
– Оденьтесь прошу иначе если кто-то зайдёт, то не правильно поймёт нас, – мольба, давлю на жалость, чтобы выйти из щепетильной ситуации победительницей. – Если у оборотней такое нормально, то у нас ведьмочек нет.
– Врёшь, – сказал Элиот и наконец-то отошёл.
Ага. Блин. Слов нет!
Этот мужчина точно сумасшедший. Не предупреждая, щеголяет обнажённым до шкафа. Успела отвернутся в другую сторону, а перед глазами задница.
Гад!
И брат его индюк, а он гад ползучий! Змей искуситель нашёлся. Чтоб ему икалось!
– Я в чём-то не прав? – скрип шкафа, шуршание одежды, всё делает не торопливо.
– Ты меня с другими не суди, не так воспитывалась я, в отличие от некоторых, – старалась говорить спокойно, но голос срывался от возмущения.
– Заметно.
Так тихо было произнесено, что вначале подумала, что послышалось, но галлюцинациями звуковыми не страдаю. Поэтому решила ответить на этот выпад.
– И что же вам заметно, господин ресторанный критик?
– Ведьма.
– Знаю, не кикимора болотная.
– Лучше бы кикиморой была, – парировал Элиот.
Звук за спиной притих. Либо оделся, либо о чём-то задумался. Нерешительно повернулась чтобы проверить. Стоит в одних брюках что держатся на честном слове на бёдрах. Смотрит на чёрную и белую футболку с тягостными думами.
– Чёрную бери, не ошибёшься, – предлагаю я, думая, что чёрный это мрак.
Наши взгляды пересекаются. Бровь Элиота удивлённо поднимается вверх, и он усмехается.
– Спасибо, но чёрный мне не к лицу, – Элиот отворачивается к шкафу и напоминает. – Теперь ты готова рассказывать?
– А должна? – пятясь к двери интересуюсь.
– Да!
– Во-первых, не обязана, во-вторых: простить нельзя помиловать, – выпалила я, пусть сам думает, где ставить запятые.
И прежде, чем захлопнуть дверь услышала:
– Ревнуешь?
– Да