Славников ничего не имел против хлеба – он не просто был готов к лишениям, а даже жаждал лишений.
Трудники сошли на берег. Пристань по сравнению с вологодской показалась им огромной. Василий Игнатьевич отошел в сторону, увидев знакомца, и еще раз приказал всем держаться вместе. Трудники таращились по сторонам, а Митя с Федькой от восторга даже онемели. По Федькиным глазам было ясно: не нужна ему никакая Соловецкая обитель, он тут останется, в матросы наймется! Парнишек привели в изумление стоявшие у причалов колесные пароходы – и Славников показал руками, как огромные колеса загребают воду.
– А что, заморские суда сюда тоже приходят? – спросил Ушаков.
– Как же без них, – отвечал Родионов. – Только по европейским морям и по Атлантическому океану теперь все больше пароходов ходит, а к нам, сюда, их прибегает не так уж много.
– Почему? – спросил Савелий Морозов, в котором тоже вдруг проснулось любопытство.
– Их двигает паровая машина. Чтобы она работала, нужно в топку уголь кидать, а в дороге где им разживешься?
– Ишь ты… Так ведь им наплевать, есть ветер, нет ветра, есть буря, нет бури! – воскликнул Ушаков.
– Бури и они, поди, боятся не меньше любой шхуны.
В морском деле трудники ничего не смыслили, и, хотя Ушаков задавал многие вопросы, разговор как-то угас.
Женщины стояли в сторонке, ждали, пока их позовут. Арина и Катюша пересмеивались, Лукерья и странница Федуловна явно были испуганы – столько народа, столько шума!
Подошел Василий Игнатьевич.
– Ну что, рабы божьи, опомнились? Идем!
На Соловецком подворье был выстроен двухэтажный странноприимный дом, такой величины, что мог вместить под тысячу человек. Женщин приняла одна из смотрительниц, увела. Мужчинам предоставили довольно большое помещение. Там стояли скамьи и топчаны, покрытые тюфяками, смотритель выдал одеяла и подушки. Поскольку на барке жили довольно тесно, тут разошлись по углам, чтобы расстояние между спящими получилось побольше. Потом мужчины пошли в баню, вернулись распаренные и довольные, Василий Игнатьевич заплатил служителю, и тот принес самовар с кружками, сходил за баранками, а чай и сахар у них были свои.
– Я пойду доложусь здешнему начальству, – сказал Василий. – Вы пока отдыхайте, в город без меня не выходите.
Когда он вернулся, Савелий Григорьевич спал, Гриша разговаривал с Митькой о лубочных романах, которых парнишка