Однажды на физкультуре случилось то, что встряхнуло мой устоявшийся мир. Марка и его манеру общения с людьми можно сравнить с ребенком, который дергает собаку за хвост не со зла, а просто ради интереса, чтобы посмотреть, после какого раза собака зарычит. Видимо, изучив уже всех в классе, Марк заинтересовался, что я за фрукт, и на физкультуре, пока еще не пришел преподаватель, он спросил:
– Вер, а как ты к Пете относишься?
Петя, стоявший рядом, покраснел, а я опешила. Мысль о Пете вообще никогда не посещала меня. Я так и ответила.
– Да? Жаль, – сказал Марк, – а он вот сказал, что ты красивая. – И вгляделся в мое лицо, выискивая любую эмоцию, которую можно было бы раскрутить (и этим как-нибудь повеселить себя).
Мне стало жаль Петю. Он, весь красный, как редис, страдал больше всех. Я могла только представить, как вспотели его ладони и бухало в груди сердце.
После операции я научилась хорошо владеть собой, поэтому, скрыв свою взволнованность, только улыбнулась и отвела взгляд. Провокации Марка остались без ответа.
Лишенный возможности раскрутить шутку, Марк потерял ко мне интерес.
А я, когда урок начался, отпросилась в туалет и там стала рассматривать себя в зеркало.
«Красивая… – думала я. – Ведь почему-то он именно с этим словом ко мне подошел. Может, хотел посмеяться? Хотя… До операции я несколько раз ходила погулять с Вовой, а потом он часто писал мне сообщения. Ведь нравилась, значит».
После операции… Вспомнить страшно. Изможденное существо. Единственное, что радовало тогда, – это плоский живот. Раньше он у меня был выпирающий внизу, будто к нему привязали теннисный сдувшийся мячик, а теперь совсем ровный. Но и грудь поменьше стала. Нам с мамой даже пришлось заново мне все лифчики покупать. Зато щеки стали не такими круглыми, и скулы немного виднелись. Только вот нос… Картошка картошкой – как был, так и остался.
«Красивая… – продолжала размышлять я, оглядывая себя в зеркале. – Может, и правда? Тетя Ксюша тоже всегда делает мне комплименты. Я думала, что она из вежливости, а если нет? А если бы Сергей Андреевич увидел меня такой, а не той, больной и исхудавшей, он бы запомнил меня навсегда? Да что толку…»
Я вздохнула и вернулась в спортивный зал. Больше Марк не пытался приставать ко мне с шутками.
Чувствуя, что все больше погружаюсь в яму одиночества и страха, я пошла к школьному психологу. Папа утром, когда узнал, фыркнул: «Ерундой занимаешься, просто возьми себя в руки». Но я чувствовала, что со мной происходит что-то странное, с чем у меня не получается справиться самостоятельно, поэтому вместо урока по литературе постучала в дверь каморки около лестницы.
– Да-да?
Я просунула голову в кабинет, в нос сразу ударил запах кофе.
– Можно?
– Да, да.
Я неловко вошла и остановилась посередине.
– Минутку, – сказала молодая рыжеволосая женщина, не отрываясь от компьютера, – сейчас закончу. Садись пока.
Я устроилась на краешке дивана и огляделась.