Именно это меня больше всего раздражало в Купаве. Она думала, что она имела право ничего не делать. Хотя, для этого не было никакой причины. Она не родилась в богатой семье и не была предназначена для великих свершений. Боги, мы жили на самом маленьком из островов архипелага. И, все же, она нашла способ уцепится за свою самоценность и важность.
«Быть молодой мамой непросто, Дарина.»
Купава оттолкнулась от половиц, ее тонкие, потрескавшиеся губы скривились во что-то уродливое.
«Это самая тяжелая работа. У меня не всегда есть время выполнять поручения, поэтому придется это делать тебе.»
Возможно, она была права. За Властимиром было нелегко ухаживать. Он был любопытным и активным малышом. Но, я не была ни матерью, ни женой, но выполняла и то, и другое, и даже больше. И, все же, опять эта фраза «молодая мама…»
«Властимиру четыре года, он не новорожденный.» – огрызнулась я.
Мои руки сжались в кулаки.
«Кроме того, помимо своих дел, я уже делаю большую часть твоих домашних дел, я присматриваю за твоим ребенком, и, к тому же, я работаю», – добавила я. «Все, что тебе нужно сделать, это пойти на рынок и купить дров и еды. Никто не просит тебя срубить дерево и наколоть дрова, Купава.»
«Работа!»
Она издала хриплый звук, похожий на звук откалывающейся коры дерева, в морозный сезон. «Певица – это не работа, Дарина. Это грязное увлечение. То, которое позаботится о том, что ты никогда не выйдешь замуж на этом проклятом острове.» Может быть, поэтому она меня и ненавидела? Не столько меня, сколько мою работу. Но, мне не было стыдно. Несколько вечеров в неделю я пела в постоялом дворе или на редком полуночном веселье, которое мы устраивали на острове. Теперь, когда я увидела, как ухмылка на лице Купавы превратилась в нечто более мрачное, чем я могла себе представить, я была в этом уверена. Она ненавидела меня за мою работу. Я пожала плечами. «Не все мечтают о замужестве», – сказала я и повернулась к ней спиной. Когда, я уже собиралась войти в дверь, Купава пробормотала слово, от которого я застыла на месте. «Мырзек.» Некоторое время, я стояла там, глядя на щели в двери. В горле застрял ком. Я задыхалась от ярости, захлестнувшей меня, от боли, потрошащей меня. Она назвала меня мерзостью.
Слово, которое было брошено в меня не потому что я работала певицей. Слово, которое никто из нас не должен был произносить на языке Богов. Купава рисковала моей жизнью, произнося это слово. Она могла раскрыть мою тайну. Ту самую тайну, за которую моя мама умерла, пытаясь меня защитить. Купава, с таким же успехом, могла бы плюнуть ей на могилу. Я медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее через плечо, и вся моя спокойная ярость залила мое каменное лицо.
«Если ты, когда-нибудь, еще раз, произнесешь это слово, я отрежу тебе язык, пока ты спишь и скормлю его свиньям», – прошипела я.
Бледное